Сестра милосердия

В окно она видела, как доктор Воинов бежит за трамваем, но по мосту вагончик ехал быстро, где тут успеть. Фигура Константина Георгиевича становилась все меньше. Еще можно было выйти на остановке и побежать ему навстречу, и обняться, и поплакать у него на плече, и смеяться: вот так она шокирована встречей, что устраивает дурацкие погони…

Но Элеонора доехала до самого кольца, а потом обратно.

Добравшись домой, она легла на свой матрасик и вдруг заплакала тихими едкими слезами, впервые с тех пор, как была в тюрьме.

Она-то думала, что давно разучилась. Боже, что она натворила, оттолкнула и обидела единственного верного друга, который у нее был! Какой абсурд, какая глупость то, что она ему говорила! Никогда в жизни она не была еще такой вздорной и несправедливой, а все потому, что испугалась. Насильник ей, видите ли, померещился. А может, она испугалась этой привязанности, которая расколола бы ее защитную броню? Не хотела радости встречи, чтобы за ней не пришла боль разлуки?

Да какая разница, господи, что она думала и хотела! Константин Георгиевич пришел к ней, к старому другу. Она ведь тоже близкий ему человек, и раз он к ней пришел после стольких лет, значит, она нужна ему. Человек войны, солдат, он обратился к ней за утешением, ведь это так важно, когда тебя ждут и беспокоятся о тебе.

А она, бессердечная и подлая эгоистка, даже не подумала о нем.

Элеонора вскочила и поспешно оделась. Он сказал, что уезжает сегодня. Куда, с какого вокзала?

Зная, что не найдет Воинова, но все же надеясь на чудо, она поехала на Николаевский. Стояла на перроне и плакала, не стесняясь своих слез, а мимо равнодушно тек людской поток.

Элеонора понимала, что все бесполезно, но продолжала нести свою вахту. Ей казалось, что стоит только уйти, как на перроне сразу появится Воинов. И здесь, в толпе, ежесекундно получая тычки локтями или вещмешками, она чувствовала себя почти такой же живой, как раньше. Она даже злилась на Константина Георгиевича, зачем он так легко отпустил ее. Мог бы хоть оставить адрес, куда отправлять покаянное письмо, которое Элеонора уже начала мысленно составлять.

И только возвращаясь домой под утро, она поняла, что сделала все правильно. Глупо, грубо, подчиняясь инстинкту, но совершенно правильно. После того что с ней случилось, она стала совсем другой, а Воинов приехал к прежней Элеоноре, к девушке, которой больше не существует.

Да полно, в ее ли жизни был Константин Георгиевич? Неужели именно она ассистировала ему в полевом госпитале? И разве это она любила смотреть, как он пьет чай, и любила окликнуть его, задумавшегося, чтобы увидеть, как мгновенно тает лед в его глазах, а суровое, даже жестокое лицо вдруг преображается от удивительно доброй улыбки? А как он приезжал к ней в госпиталь, жаловался, что сидит на лошади «как собака на заборе», снял платок с ее обритой после тифа головы и смотрел так нежно, как, кажется, только мать может смотреть на своего новорожденного ребенка.

Самые драгоценные воспоминания ее жизни, но теперь казалось, словно все это произошло с кем-то другим. Будто она прочитала о себе в романе.

Вероятно, она могла бы выяснить полевую почту Константина Георгиевича. Он военврач первого ранга, и его визит не мог остаться незамеченным. Да хоть у Довгалюка спросить, он всегда все знает, а если и нет, то догадается, где узнать.

Тогда она сможет написать Воинову, что вовсе не хотела его обидеть, а упрекала и оскорбляла только потому… Потому что — что?

Элеоноре стало так грустно, что она даже зажмурилась. Чем она сможет оправдаться? Что над ней надругались чекисты и она вдруг подумала, что Воинов тоже может это сделать? Это оскорбит его в миллион раз сильнее… И потом, ей казалось совершенно невозможным, чтобы Константин Георгиевич узнал о том, что с ней случилось. Она умрет от стыда, если это станет ему известно.

Нет, пусть она действовала под влиянием сиюминутных чувств, но, как ни странно, инстинкты в этот раз подсказали верное решение. Даже с практической точки зрения: Воинов делает карьеру при новой власти, а знакомство с пережитком прошлого не украсит его репутацию. Там, на фронтах, ЧК такая же строгая, как здесь. Кому это доктор пишет, о чем пишет? «Сегодня с княжной снюхался, а завтра родину продаст!» — Элеонора передразнила большевистского оратора и невесело засмеялась.

Если бы они хоть были влюблены… Хотя бы Константин Георгиевич ее любил… Но ведь она для него просто верный друг и помощница. Он всегда любил Лизу.

Но, несмотря на все эти здравые рассуждения, она все время вспоминала Воинова — таким, каким видела в последний раз: суровое обветренное лицо с резкими чертами и удивительно мягкой улыбкой, как он бежал за трамваем, сильно работая локтями… Стоило ветру с Невы подуть ей в лицо, как сразу вспоминалась их последняя встреча.

Глава 17