Сестра моя Каисса

Мне не повезло: рядом не было никого, кто бы мог мне это подсказать. Я имею в виду – не было такого человека, мнению и совету которого я бы поверил безоговорочно; поверил бы потому, что в его словах было бы сформулировано то, что я чувствую, но сам выразить пока не в силах. А пример моих товарищей, которые штудировали теорию и тексты, меня не вдохновлял. Я чувствовал, что они делают что-то не то. Во всяком случае – не сомневался, что мне нужно совсем-совсем другое. Если б еще и знать – что именно!..

Увы, своего Учителя я встретил слишком поздно. К тому времени я уже сложился полностью, и ему так и не удалось привить мне вкус к работе со специальной литературой. Разумеется, я овладел этим как необходимым ремеслом, но потребностью для меня это так и не стало.

Отсюда и отношение к моим первым шахматным книгам.

Я их не выделял из ряда других. Напротив, я отдавал предпочтение обычной для всех мальчишек литературе: фантастике, шпионским и криминальным приключениям, описаниям экзотических путешествий. Ну и конечно, книгам о войнам. Эти я даже собирал – мемуары солдат и командиров, выделяя технические виды войск: летчиков, танкистов и артиллеристов. По-моему, у сестры до сих пор хранится несколько десятков этих книжек.

Собирать шахматную библиотечку мне и в голову не приходило – я не видел в этом ни интереса, ни смысла. Но книги появлялись разными путями: многие знали о моих турнирных успехах, и, если где-то попадалась шахматная книжка, ее тут же переправляли мне. Причем я видел, что людям это делать приятно: во-первых, это было счастливое время, когда я жил в атмосфере всеобщей любви, а во-вторых, книги в то время были невероятно дешевы.

Первой моей шахматной книжкой – она появилась у меня вскоре после того, как я проторил дорожку в шахматный клуб, – был «Курс дебютов» Панова. Непритязательная, не претендующая ни на что, кроме ознакомления любителей с азами дебютной стратегии, она не оставила следа ни в моей душе, ни даже в моей памяти. Случалось, я открывал ее для справок, но большего сказать не могу.

Второй стали «Избранные партии Капабланки» – книжка, составленная тем же Пановым. Ее подарил отец на день рождения, когда мне исполнилось восемь лет. Я до сих пор радуюсь этой удаче и не устаю удивляться, как легко в то время можно было купить такую замечательную книгу.

Вот ее я изучил.

Изучил – значит прочитал, просмотрел всю – от корки до корки. Я ее читал, как роман. Как приключения. Каждую партию я пережил и прочувствовал. Дальше чувства я не шел – не вгрызался в текст, не анализировал. И может быть, именно поэтому она запомнилась мне во всех своих очаровательных подробностях. Читая ее перед сном, я не насиловал себя, не ставил перед собою никаких специальных задач; просто брал от нее то, что входило в меня само, без сопротивления. Сколько смог – столько унес. По тем моим силам. Но это уже стало моим навсегда. А когда читал ее во второй раз – унес больше, потому что к этому времени я еще подрос и окреп, и прежний посев этой книги уже дал во мне урожай. Но, читая эту книгу и во второй, и в третий раз, я оставался верным себе и никогда себя этим чтением не насиловал, никогда это удовольствие не превращал в тяжелую работу: читал не потому, что так надо, а потому, что сам хочу.

Третья книга – «Турнир претендентов» под редакцией Рагозина. Тоже прекрасная вещь. До сих пор я видел шахматы только изнутри, а Рагозин приподнял меня над ними, показал, что возможен и совершенно иной ракурс. Я тогда не мог оценить его глубины и оригинальности, но сразу почувствовал, что это – настоящее.

Эту книгу я купил еще в Челябинске, куда приехал в составе команды нашего завода на матч с командой Челябинского тракторного. К сожалению, мне попался бракованный экземпляр (четыре страницы в книге не были пропечатаны), и только из-за этого ей досталось куда меньше моего времени и чувств, чем сборнику партий Капабланки. Дело в том, что с малых лет родители приучали меня к бережному обращению с книгой, научили понимать и ценить качество ее оформления и печати; и, когда я натыкался на эти четыре слепые страницы, меня словно кто-то ударял; нарушалась целостность восприятия, чувство гасло, и я уже не мог с прежним настроением ее читать.

Я не люблю рваных книг, не люблю засаленных, захватанных. И когда на моих глазах небрежно обращаются с книгой, не могу молчать. Сколько конфликтов было у меня из-за этого с моим тренером Семеном Абрамовичем Фурманом! У него были сухие руки, а значит, и сложности с перелистыванием плотно прилегающих страниц, – и он слюнявил пальцы… а еще у него была манера загибать страницы в местах, которые следовало запомнить… Смотреть на это я совершенно не мог, и, когда Семен Абрамович, взяв в руки «Информатор», привычно подносил палец ко рту, я тут же выхватывал у него книгу и отыскивал нужное место сам.