Сестра Морфея

Платон сел на стол и посмотрел назад, где стояла антресоль. Она поняла его и придвинула антресоль вплотную к спине.

— Вот теперь я как в кресле сижу, — облегчённо вздохнул он и закурил. — Теперь моя душа успокоилась. Здесь можно работать, если никто желчью брызгать не будет. Поэтому мне нужно с тобой обсудить некоторый план, который поможет нам обоим трудиться здесь с полной отдачей сил.

ЗА ТЕБЯ Я ПОЙДУ НА ВСЁ

Она вначале рассмеялась. Потом закусила нижнюю губу, приводя, таким образом, своё лицо к серьёзному разговору. Но её губы не поддавались укрощению. Они, то дёргались, то доползали, чуть ли не до самых ушей. Тогда он взял гнуто столярное кресло с подлокотниками и сев в него, подперев щеку ладонью, заговорила.

— Вчера на господина Хаджу в Орехово было совершенно покушение моим братом.

— На полном серьёзе что ли?

— Это как раскладывать. Угрозы его жизни, не было ни какой, а вот морально мой Валера его прибил окончательно. Теперь он носу туда не покажет. Да и отмываться будет до чистого понедельника. А он будет зимой, когда белые мухи в воздухе закружат.

— Давай ближе к делу, прелюдии мне нужны, — торопил её Платон.

Она закурила.

— Мне вчера отец, когда позвонил, у меня живот от смеха схватило. Дело в том, что у нас на участке в землю вкопан пяти кубовый бак, где мы разводим для удобрения жидкий навоз. Так вот Хаджа вчера приехал к брату в белых брюках и белой рубашке и потребовал у Валеры в присутствии моего отца за нулевой цикл полмиллиона. А братец мой дурак — дураком, а сообразил что нужно говорить. Он сказал: «Я, твоих строителей не просил ломать дом матери и мастерить на его месте подвалы, так что вали отсюда пока при памяти. Это ты мне должен платить за снос моего дома».

Хаджа, конечно, надулся как пузырь, начал рвать и метать, включая ненормативную лексику. А мой брат этого не любит. Он развернулся и пошёл в сарай, а отец возьми и скажи:

«За топором пошёл»

Когда брат показался с топором из сарая, Хаджа, словно скипидаром подмазанный в одном месте через кусты крыжовника и смородины бросился к своей машине и угодил в наш навоз. А брат за ним к баку. И отец конечно следом. Увидали его плавающим в этом «благоухании», чуть со смеху не сдохли. Батя с земли подобрал доску. Хаджа думал, сейчас его прибьют там, и стал звать на помощь. А отец сунул ему доску в руки и помог выбраться. Проводил до речки мыться, а там он Хадже, популярно объяснил, что он незаконно захватил чужой участок, снёс жилое строение и начал возводить своё. А эти деяния строго караются законом и что его сын с дочерью (то есть со мной) — ткнула она себя пальцем в грудь, — намерены подать иск в суд на полтора миллиона. А сегодня утром Хаджа вышел на связь со мной и упрашивал любыми путями уговорить брата продать ему участок. Ты бы слышал, как он меня умолял, этот самовлюблённый корыстолюбец. Мне кажется, в этот момент он бы и родину продал. Я и воспользовалась случаем, сказала всё, что о нём думаю, не забыв вставлять ядрёные словечки.

— Ну а он что?

— Что, что — да ничего. Убила я его последней фразой, сказала ему, что из трубки несёт компостной ямой. Он и телефон сразу отключил.

— Видимо суждено ему в этом дерьме сгинуть, — выразительно заглянул он ей в глаза. — Если ещё мы руку к этому приложим, то ему бежать будет некуда. Коль война началась, мы с тобой должны своевременно отреагировать. Иск подавай на него обязательно, — он тебе не помешает. Пока этот несостоявшийся чекист будет чертыхаться со своим клубом мы ему на горб должны взвалить такой груз, чтобы он головы не смог поднять. Я надеюсь, ты не сообщила ему, где ты работаешь?

— Я что совсем того, — покрутила она пальцем у виска.

— Ну, вот и хорошо, — значит очередь за нами. Он свой выстрел сделал. Я тебе не говорил, но меня из Метеора попросили по его протекции. Он знал, что в далёком прошлом я был, судим, вот и выдал всё Смородину, ну а тот уже припечатал меня от всей души.

Он ей внушительно всё это рассказывал, стараясь подчеркнуть свою безусловную искренность. Она, подняв голову к верху, ловила каждое его слово.

Он выкинул окурок в банку, после чего наступила минута молчания.

— Сволочь, — вскипела она, — ни дна ему, ни покрышки. Хочешь, я ему глаза поцарапаю? — задумалась она. — И скажу, что он меня хотел изнасиловать. Вот тебе крест святой, я пойду за тебя на это!

Для убедительности она три раза перекрестилась.

— Это будет слишком жестоко, — закурил он следующую сигарету. — Я знаю, что ты у него прихватила важные бумаги, так вот их нужно кое — где засветить.

— За тебя я пойду на всё! — торжественно заявила она. Бумаг полно, в основном они все по его долгам, которые касаются не только Хаджи, но и его доверенных лиц. А последняя бумага из «РУСАГРО " — они просят погасить долг по аренде помещений на стадионе в сумме четыреста пятьдесят тысяч.

…Он не сомневался в ней. Знал, что этой не совсем сытой женщине, с кипящими эмоциями, при её повышенном чувстве справедливости по силам задачи подобного характера. Он посмотрел на неё и по неуловимой примете понял, что она думает о том же.