Сестра морского льва

Волков отскочил. Вздымая копытами пыль, гулко прогрохотав по бревнам мостика, пронеслась мимо черная, с длинной гривой и хвостом чуть ли не до земли лошадь. За ней без сапог и свитера, размахивая уздечкой, бежал бородатый мальчишка; по его осунувшемуся лицу текли струйки грязного пота. Бич тотчас присоединился к погоне. Делая вид, что вот-вот схватит лошадь за ногу, пес почти скрылся в клубах пыли, а лошадь косила на него веселым карим глазом и фыркала. Нижняя мягкая губа ее немного отвисла, и казалось, что лошадь на бегу дружески улыбалась Бичу, решившему принять участие в этой забавной гонке.

— Лошадь одинокая. Она совсем-совсем одна на острове, — сказала печально девочка, поглядев вдоль улицы. Лошадь уже миновала поселок и теперь поднималась в гору, а Толик, несколько поотстав, лез за ней. — Никто на ней не ездит, ничего не возит целыми месяцами. Понятное дело, лошадь и дичает. Ага. Ну вот мы и дома.

«Кстати, а где и кто ее родители? — подумал Волков, поднимаясь по скрипучим ступеням. — На котиковом лежбище? Сезон забоя вот-вот должен начаться».

Алька распахнула дверь. Висела она на одной петле, а вторая чуть держалась на вылезших из разболтанных гнезд винтах. В прихожей пахло душистыми травами; бабочка-крапивница билась в запыленное окно. Алька поймала ее и выпустила.

— Она только меня и слушается, — сказала девочка. — Вот захочу и…

— Кто «она»?

— Ой какой вы непонятливый! Да лошадь же! Вот захочу, позову, она и прибежит. И знаете еще что? Она меня любит катать на себе. Мы даже можем на нее вдвоем сесть, она си-ильная… И ей весело. Ну так мне ее жалко, ну такая она одинокая, просто ужас. Мойтесь, я полью.

На кухне уже топилась печка и посвистывал носиком чайник, а на сковородке жарилась картошка. Шумно вдыхая вкусные запахи, в кухню вбежал запыленный пес, решивший, видимо, что глупо гоняться за лошадью, когда время катится к обеду. Чихнув, Бич долгим, внимательным взглядом поглядел на Волкова и помахал хвостом. Волков подмигнул ему, и пес занял выжидательную позицию возле порога.

Со стороны океана донесся выстрел. Девочка встрепенулась, прислушалась, а потом, схватив головной платок, выскочила на крыльцо.

— Я сейчас! — крикнула она Волкову. — Вы мойтесь, ешьте и пейте, ладно? Кто-то на берегу браконьерничает. — Бич! За мной!

Косясь погрустневшим взором на печку, Бич побрел к выходу. Остановился. Быстро завиляв хвостом, уставился выжидательно на Волкова. Надеялся, что тот как мужчина мужчине предложит ему остаться дома и разделить трапезу, но Волков, засмеявшись, отрицательно покачал головой: девочка уже решила, что нес пойдет с ней, зачем же подрывать ее авторитет? И тогда Бич, залившись негодующим лаем, ринулся к бухте. Долг превыше всего!

…Тихо в доме. Только отогревшийся сверчок, будто музыкант, долгую зиму не бравший в руки инструмента, осторожно, еще неуверенно цвиркал за печкой, да потрескивали сухие смолистые доски, стреляя порой прыткими угольками. Какой-то особый, непередаваемый уют есть в деревянных домах небольших поселков и деревень. Большую часть многотысячелетней истории люди обитали в лесах и возле них и жили в деревянных постройках. Возможно, отсюда у человека такая любовь и тяга к дереву. Даже спиленное, превращенное в доски дерево радует запахом и затейливой структурой своей древесины. Мертвое, оно остается живым. Взять, к примеру, «Актинию». Она вся была деревянной, от киля до клотика, и, может, поэтому казалась одушевленным существом. Как она стонала и охала во время сильного шторма! Когда же дул ровный попутный ветер, «Актиния» неслась по океану и пела всем своим сильным просмоленным корпусом, мачтами, реями, каждой своей частичкой. А застоявшись в бухте, шхуна нетерпеливо дергала якорь — цепь и расстроенно скрипела, будто звала моряков: ну что же вы? Ну когда мы отправимся в океан? Так было приятно мыть ее золотистую палубу, мыть, чувствуя, как шхуна блаженно ежится и даже шевелится от удовольствия…

Волков вышел из дома и огляделся: пустынно, ни души на улице; пошатал дверь — ремонтировать надо. Потом снова подумал о шхуне. Ленка говорила, что любит шхуну еще и потому, что она, как сказочный корабль, развозящий людям счастье, пришла на их остров — и все изменилось, все стало другим, таким, каким не могло быть без этой шхуны. «Сказочный корабль». Ленка была наивной девчонкой, больше Волкову не доводилось быть знакомым с такими: женщины, которых он знал позже, были практичными и расчетливыми.

Посмотрев в одну сторону улицы, потом в другую, он пошел к ее дому и вскоре остановился перед бревенчатой, вросшей в землю избой. Волков посмотрел на знакомую дверь, на медную пластину с песцом, пробитую пулей. Постучал и, уже понимая, что никто не отзовется, вошел в дом. В лицо пахнуло застоявшимся духом давно покинутого людьми жилья.

— …Взяли, мужчины! И — раз, и два-а-а! — послышалось с улицы.