Сестра морского льва

— Уедешь ты, — сказал Волков, с ненавистью глядя а лицо парня, — я тебе не успел сказать: в доме у меня сидят Лена и Алька. Они видели, как вы шли к бухте Седого.

— Я тут ни при чем! — крикнул из-за камней Петька. — Аркаха, развяжи его. Хватит баловаться!

— У-у, трус проклятый! — проворчал Короед и, вынув нож из-за голенища, полоснул им по веревкам на ногах Волкова. Перевернув его рывком на живот, он разрезал веревки на руках и, шепча ругательства, быстро пошел к Барсукову. Бранясь друг с другом, они спустились на лайду и скрылись за скалами. Растирая руки, Волков размотал веревки на ногах и поднялся. От сильной боли в правой ноге охнул… Вывихнул, что ли?

Хватаясь за камни, он запрыгал к костру и сел на бревно. Угли еще тлели. Чувствуя во всем теле страшную слабость, Волков бросил в костер несколько досок — они сразу вспыхнули — и вынул из кармана трубку. Какая-то свернутая бумажка валялась между камней. Волков потянулся, поднял ее: это был акт об отстреле каланки, подписанный Аркахой и Барсуковым. Волков засмеялся: видно, во время этой дурацкой борьбы Короед из кармана выронил.

Штормовая ночь

Дождь хлынул. Редкий, сильный. Будто кто сверху шарахнул по острову картечью: глухо барабаня, тяжелые капли ударили по тропинке, камням и бревну, лежащему поперек нее, и серебристая древесина тотчас стала рябой, словно покрылась большими черными веснушками. Волков поднял лицо, поймал ртом несколько капель и пошатнулся от порыва ветра. Как-то странно он дул: то наскакивал с одной стороны, то набрасывался с другой, и бухта пенилась, кипела; ветер подхватывал с воды брызги, нес их вместе с песком над берегом, и это походило издали на метель.

— Волк! Во-олк! — донесся голос Альки.

В одном ситцевом платье, уже промокшем и облепившем тело, с винчестером в руках и почему-то босиком, она бежала навстречу. Обгоняя ее, катился с лаем Бич.

— Что с тобой? Я так и знала, я так и… Нога, да?..

— Отчего ты босиком? — спросил Волков и попытался улыбнуться. Ахнув, девочка подхватила его, и он, отбросив доску, на которую опирался, запрыгал, обняв ее за плечи.

— Ты прости меня, прости! Заигралась я, курточку куколке начала шить. А потом ка-ак вскочу… Сбросила ботинки, чтобы легче, да ка-ак побегу! Нога?

— Вывихнул, кажется.

— А почему лицо покарябано? Ты что, со скалы рухнул, да?

Ну вот и дом. Волков сел на топчан, Алька, встав на колени, попыталась снять сапог с больной ноги, но где там. Схватив нож, девочка располосовала голенище и ощупала распухшую ступню: лицо Волкова покрылось капельками пота. Вцепившись руками в край топчана, он сказал:

— Возьмись-ка за ступню двумя руками… и дергай, посильнее только.

— Не смогу, — прошептала Алька. — Будет очень больно.

— Да вывих же это… пустяк. Ну давай… Только резко и сильно!

Он закрыл глаза, и Алька что было сил рванула ногу. От боли Волков весь изогнулся и повалился на спину.

— Да ты же мне… чуть ногу не оторвала… — простонал он.

— Все уже, все! Теперь нога уже совсем на месте, даже видно! — торопливо и радостно заговорила девочка. — Сейчас я ее туго забинтую. И выпить тебе надо немного. Чтоб не простыл.

Она помогла Волкову раздеться. Через несколько минут, испытывая блаженство во всем теле, он лежал и чувствовал, как боль становилась слабее, она уже не была острой, нестерпимой, а ноющей, отступающей. Сейчас он немножко полежит и встанет.

— Ну-ка поверни ко мне лицо, — командовала Алька. — Ух сейчас и зажжет, ужас… Но я подую. Терпи, терпи!

Остро запахло йодом. Протерев ему лицо мокрым полотенцем, она начала смазывать порезы.

— Ого, а у тебя жар, — озабоченно сказала она, прижав к его лбу холодную ладошку. — Да ты же весь пылаешь! Но это ничего. Я тебя сейчас травами… Вот сделаю настой, и… А что ты на меня так странно глядишь?

Он промолчал, просто ему были приятны ее волнения и заботы, но объяснить все это девочке не так-то легко… Алька отошла к печке, загремела чайником. «Уо-ох! Уо-оо-ох!» — тоскливо прокричал Черномордый под самым окном дома, и Бич, он валялся возле печки, подняв голову, заворчал, а потом вздохнул, представив себе, наверно, как же сейчас скверно на улице.

Ветер зверел. Он налетал на дом, толкался в стены, выл на чердаке, сотрясал оконный переплет, и Волков, прислушиваясь к непогоде, представлял, как по раскисшей тропинке, скользя по грязи, спотыкаясь о плохо видимые в темноте камни, спешит к дому Лена. Она же обещала прийти, и ему почему-то казалось, что она придет именно сегодня. Да-да… Надо отправиться ей навстречу… Что же он тут разлегся?

— Алька, зажги быстрее лампу, — сказал он, поднимаясь с постели. — И дай-ка мне свитер. Я пойду… Она может сбиться с пути.

— Ну вот еще! Ну зачем ты встаешь? Лена? Никогда она не сбивается с пути.

Он все же встал. Хватаясь за стены, прошелся по дому и, прижавшись лицом к стеклу, поглядел в темноту: дождь хлестал, молотил в стены… А ветер-то, ветер… Алька зажгла лампу, поставила на стол, принесла из прихожей пучки травы, стала разбирать их, и в доме запахло терпко и горьковато.