Сестра Ноя

Три дня и три ночи кровавые сцены того публичного убийства всплывали в моей детской памяти и угнетали, и заливали грудь тоской. Жалость черной горячей кровью, в которой смешались человеческая с бычьей, вскипала во мне и доводила до тошноты. Благоуханная цветущая страна моего детства отвергала смерть во всех её ужасных проявлениях: уродливые раны, густая липкая кровь, запах разложения гниющей плоти, могильные ямы, холмы, памятники из черного камня; слезы, крики, рыдания – всегда пугали и вызывали гнетущее чувство беззащитности и горечь неотвратимости конца этой прекрасной жизни.

Наконец, прошел последний школьный год, и мы покинули страну детства. Какое‑то время наше невосполнимое сиротство утешали потехи юности, но эта пора пронеслась, уже гораздо быстрей – и вот закончилось студенчество, и мы влились в… море безработных. Государство, которое совсем недавно устраивало молодых специалистов на работу, бросило своих детей на произвол судьбы, в стремнину дикого рынка.

Еще недавно примерно одинаково нищее общество от сотрясения идеей всеобщего обогащения стало расслаиваться: одни по лестнице стяжания успешно карабкались вверх, другие – срывались и падали вниз. Большинство людей, воспитанных на презрении к богатству и торжестве идеи всеобщего коммунистического счастья, растерялись. Идея вместе с советским обществом треснула и рассыпалась в пыль. Что предлагало новое государство своему народу? Обогащайтесь, берите свободы сколько сможете! Народ стал учиться продавать гуманитарную помощь, присваивать государственные ресурсы, мошенничать и воровать. Лихо заработанные деньги сразу привлекали преступников. В стране, как волки в рассеянной овечьей отаре, стали плодиться бандиты. Каждый уважающий себя предприниматель обзаводился криминальной «крышей» – организованными преступниками, которые в свою очередь ненавидели своих нанимателей и не упускали возможность убить их, завладев хозяйским добром.

В воздухе носились упругие шальные ветры свободы, голова кружилась и разум терял способность к трезвой логике, затуманиваясь наркотическими поветриями безнаказанности. Меня с детства увлекало изучение реальной жизни, человеческих отношений во всех проявлениях, особенно кризисных. Словом, я сломя голову ринулся в гущу страстей. Мои школьные и дворовые друзья открывали свои фирмы, они звали меня к себе. За какие‑то три года я успел поработать в шести фирмах.

Первый мой наниматель с обнадеживающим именем Виктор открыл лавку, потом магазин, потом купил целый универмаг. Пришел я к нему, имея в бюджете сто долларов, а в душе – самые розовые мечты. Именно у него в офисе я впервые в жизни подержал в руках миллион долларов – целый чемодан пудового веса. Я заключал договора на поставку товаров, сопровождал автопоезда с пистолетом подмышкой, стоял на разгрузке на складе и пересчитывал каждый ящик, зорко следя за тем, чтобы хронически пьяные грузчики чего не повредили или не украли. Мне приходилось лично встречаться с бригадиром бандитов по прозвищу Хан и выслушивать его философские поучения о необходимости пополнения воровского «общака» и помощи браткам, попавшим в тюрьму.

Мой босс, заплатив хороший гонорар за мой договор, на время остановил выплату зарплаты. Прежние деньги таяли, а новых я выпросить у него так и не смог. Сначала он принялся безудержно пить–гулять, загоняя страх в глубину смятенной души, а потом… Виктора убили в собственном загородном доме. Магазины его перешли в собственность Хану, с которым я работать отказался. После увольнения проверил своё финансовое состояние – мой бюджет составляли все те же сто долларов, с которыми я пришел к Виктору.

Примерно, таким же образом и по тому же сценарию проходило мое сотрудничество с остальными бизнесменами. Я успел поторговать куриными окорочками у гастронома, листовым железом на строительном рынке, автомобильными запчастями в лавке и даже участками земли. Мне довелось помахать топором и мешать раствор в строительной бригаде. Я отказывался участвовать в продаже гербалайфа, мест на кладбище и оружия, зато ездил на шестисотом «мерседесе» в дорогом костюме заключать договора на поставку миллионов тонн нефти и трижды ездил на бандитские разборки, рискуя оттуда не вернуться. И каждый раз по окончании очередного предприятия в связи с разорением фирмы я обнаруживал в домашнем сейфе все ту же купюру в сто долларов, с которой мне саркастически улыбался полустертым глазом все тот же заокеанский президент.

Отец мой вышел на пенсию, сразу постарел и подолгу бывал дома. Поначалу он как‑то искоса наблюдал за моими предпринимательскими экспериментами, но потом привел в дом Юру и сказал:

— Сынок, выслушай, пожалуйста, старшего брата.