Сестра Ноя

— Маша, так вы с Виктором выполнили своё обещание? Удалось войти в церковный ковчег?

— А как же, конечно, – прошептала она, положив легкую головку мне на плечо. – Мы с собой еще и Марину взяли. По дороге в храм нас, конечно, крутило… Знаешь, то паника, то страх накатывали. Но стоило войти внутрь, как всё сразу прошло. Встали в очередь к аналою, исповедались. А потом батюшка нас допустил к причастию. Так что на следующий день мы причастились и стали счастливыми. Дня два, три всё пытались разобраться в своих ощущениях. А потом вдруг как пошло–поехало! Марина уехала в Оптину Пустынь на неделю. Виктора вызвали к начальству и предложили командировку в Аргентину. Сейчас он готовит документы к отъезду. Ну, а я вот к тебе приехала, навестить, поблагодарить и попрощаться перед дальней дорогой.

— Как же так, Маша!.. – Я совсем растерялся. – Эта командировка, – спросил я со вздохом, – надолго?

— Да, года на три, а может и больше. Там у них ведь как? До полного завершения операции.

— А это опасно? Я слышал, у них нацисты после войны скрывались.

— Да, много там народу разного прижилось. Немало и наших эмигрантов. Зато есть храмы православные, и природа на русскую похожа. Мы как устроимся, вышлем тебе приглашение и билет на самолет – прилетишь и сам всё увидишь.

— Маша, а ты сама сможешь приезжать? …Прилетать?

— Конечно, – сказал она, погладив мою руку, – и прилечу, и звонить буду. Мы ведь с тобой друзья навеки, правда?

— Да, Маша, навеки…

— Ты, Арсюш, всегда со мной. Ты всегда у меня вот тут. – Она положила руку на грудь, там, где сердце. – Даже не представляешь, как ты близко. Я с тобой постоянно разговариваю.

— «И если Иван Иванович, который имел глаза чрезвычайно зоркие, первый замечал лужу или какую‑нибудь нечистоту посреди улицы, – Юрий указал на препятствие на нашем пути, – что бывает иногда в Миргороде, то всегда говорил Ивану Никифоровичу: «Берегитесь, не ступите сюда ногою, ибо здесь нехорошо».

Мы шли по грунтовой дороге от платформы через поселок. Справа тянулись длинные деревянные и кирпичные бараки, слева утопали в садах частные дома. То и дело нам под ноги бросались играющие дети и собаки; мужчины, увидев Юру, приветственно махали руками, а женщины внимательно разглядывали одежду на Маше и криво усмехались. Юра беззаботно цитировал Гоголя и указывал на препятствия, встречающиеся на пути: лужи, свалки мусора и те самые «нечистоты посреди улицы», оставленные коровами, которых прогоняют по улице на выпас. Наконец, мы подошли к оштукатуренному бараку, выкрашенному в оранжевый цвет, окруженному старыми липами и высокими кустами сирени и выслушали следующую цитату:

— «Но самое замечательное в доме – были поющие двери. … Я знаю, что многим очень не нравится этот звук; но я его очень люблю, и если мне случится иногда здесь услышать скрып дверей, … Боже, какая длинная навевается мне тогда вереница воспоминаний!»

Далее последовало медленное открывание входной двери, и, наконец, раздался тот самый вожделенный «скрып», плачущий и мелодичный. Внутри барака стояла тишина, пахло укропом, чесноком, табачным дымом и кошками. Мы прошли в самый конец коридора и оказались в просторной кухне–столовой, занимавшей четвертую часть дома. Здесь за столом сидели двое мужчин и насмешливо наблюдали за нами.

— Здравствуйте! – вежливо поприветствовала Маша.

— Постараюсь, – откликнулся бородач в тельняшке и в галифе.

— Я, в смысле, – будьте здоровы! – Она слегка опешила.

— Вы мне, положительно, льстите.

— Уверена, это делают все окружающие, – улыбнулась она, – и совершенно бескорыстно.

— Что, думаете, с меня и взять‑то нечего?

— Ну, в каком‑то смысле…

— В таком случае, и вам не хворать. – Он встал, пригладил волосы, поправил черные очки, съехавшие на нос, и отвесил поклон: – Коля.

— Маша. Очень приятно. А это Арсений, мой брат, – представила она меня. – Здравствуйте и вы, – сказала Маша, подойдя ко второму мужчине, который молча улыбался.

— Василий, – сказал тот, уверенно схватил руку дамы, слегка повертел туда–сюда, прицелился и чмокнул в основание безымянного пальца.

— А мне? Я тоже хочу, чтобы мне ручку облобызали! – Подставил Юра свою лапищу, сохраняя свирепую серьезность на лице.

— С какой это стати? – возмутился дамский угодник, отталкивая мужскую руку. – Не–е-е, нам это без надобности.

— Если бы, не дай Бог, мы были бы американцами, я бы на тебя подал в суд за половую сегрегацию, и – поверь – выиграл бы не меньше миллиона.

— Как хорошо, что мы не они! – Облегченно вздохнул Василий, эффектно щелкнув широкой подтяжкой, на которой висели его широченные парусиновые брюки.

— Вот, от нашего стола – вашему! – Юра открыл рюкзак, достал пакет и водрузил на стол.

— Вася, возьми на баланс, – приказал бородач Коля. – Кто у нас сегодня на вершине пищевой цепочки? Чья очередь картошку жарить?

— Твоя, Коля! – печально выдохнул Василий.

— Ответ не засчитан!

— Тогда Юркина – он уже неделю как не жарил у нас ничего.

— Так меня и не было неделю! – возмутился Юра.