Сестра Ноя

— Вот так, мои любимые. Мне уж почти сто лет. Нажилась досыти! А намедни был мне знак. Мамин голос мне сказал: готовься, Мотя, на днях тебя к нам заберут. Так что вот, простите меня, люди добрые! …Если чем обидела… – Бабушка пошарила рукой, наткнулась на плечо Бориса и сказала: – Неси гостинцы, Боря.

Борис выбежал в бабушкину комнату и с таинственным видом принес в столовую поднос, накрытый салфеткой. Бабушка потрогала рукой белую ткань и кивнула: давай.

— Вот, братья и сестры, – возгласил Борис, – бабушка сама подписала каждому коробку. Так что берите каждый своё и не забывайте, про осмотр коня и дареные зубы, гм–гм…

Юре достался старинный золотой перстень с ярко–зеленым изумрудом. Борису – старинная икона «Владимирская» в серебряном окладе с каменьями, а мне – золотой гвардейский крест, с царскими вензелями по белоснежной эмали. Бабушка прошептала: «где тут Арсюша?», я взял её большую теплую руку, она повернулась ко мне и сказала:

— Ваш папенька Стасик не велел мне сказывать про деда, братика моего героя. А мне сказали, что ты сам расследование учинил и все как есть вызнал. Так тебе за это – дедов крест, полученный из ручек самого Царя–батюшки. На память, значица, чтобы помнил дедушку своего и соответствовал.

Потом принялись выпивать–закусывать, а бабушка слушала наши разговоры и все Бориса переспрашивала, кто что сказал. Потом, видимо, вычислила главную траекторию нашей беседы и сказала:

— Простите меня, старую. Устала я чтой–та. А прежде чем на койку прилечь, вот что скажу. – Она замолчала. Потом прокашлялась и громко сказала: – Не знаю насчет вас, Юрик и Арсюша… А только Боря приютил меня и всегда заботился. А что такое молодому мушшине старуху древнюю на себе таскать!.. Так что за всё за это я Бориньке моему вымолю местечко в раю. Чтобы рядком со мной и братиком–героем. Вот так вота! А теперича шуткуйте дальше. А я отдыхать…

Засиделись мы до поздней ночи. Как всегда подшучивали друг над другом, только заметил я, что совсем другими глазами смотрю на Бориса. Как‑то после слов бабушки Марены он в моих глазах, прибавил в весе, что ли. Во всяком случае, уважать его стал больше. А, значит, и прощать тоже…

Домой вернулся за полночь. Заглянул в комнату мамы – там, свернувшись клубочком, спала Надя, зарывшись по макушку в одеяло. Я аккуратно прикрыл дверь и пошел с дозором дальше. На кухонной плите мною были обнаружены ранее отсутствовавшие: кастрюля с борщом, сковорода с десятком котлет, кастрюлька поменьше с гречневой кашей и совсем крохотная – с подливкой. Всё это весьма приятно, по–домашнему пахло! И подумал я, засыпая в своей убранной холостяцкой берлоге: а ведь женщина в доме – это не так уж и плохо!

Невойса, не бойся!

Тут‑то я догадался, что она добра и кротка

(«Кроткая» Ф. М. Достоевский)

Представьте себе, подносят вам в подарок цветок и говорят: «Между прочим, очень полезная герань, а уж как разрастётся и пойдут цветочки, просто глаз не оторвать» – разумеется, из самых лучших побуждений. Разумеется, это живой цветок, в горшке, чтобы обязательно с землей, корешками и с питательными смесями. Проводив гостей, рассматриваешь подарок повнимательней и видишь: а цветочек‑то на последнем издыхании, подвядший, скукоженный. То ли его в тени держали, не позволяя солнечному свету гонять по внутренним каналам жизненные соки, то ли неделями не поливали, то ли землю не удобряли. И понимаешь, необходимо его оживить, для чего требуется усиленный уход.

Примерно, таким цветком оказалась при ближайшем рассмотрении Надя Невойса. Не скрою, мне очень нравились три её особенности: аккуратность, кулинарные способности и смачная фамилия. В остальном же… барышня оказалась дикой и непросвещенной. Она не посещала церковь, не умела одеваться и как‑то выразить себя, как личность. Она будто растворялась в окружающем пространстве без остатка, пытаясь всегда быть в тени, незаметной и… вообще никакой. Вот поэтому, используя её дар подчиняться мужчине, я решил максимально проявить её лучшие качества, пока сокровенные.

Как‑то в шестом классе, кажется, сейчас и не вспомнить, классная руководительница подсадила ее ко мне за парту и сурово сказала мне: «Тебе задание государственной важности: вот это… недоразумение подтянуть по математике и по русскому!» После беглого тестирования Нади, я загрустил. Девочка вообще ничего не знала и при этом стеснялась меня и даже боялась, как мышонок матерого кота. Тогда я повел ее в парк и там, в обстановке народного ликования, объяснил тактику решения поставленной задачи. Я рассказал девочке, что сам ничего не знаю, мало что учу и быстро забываю, особенно если знания не имеют ежедневного практического применения.