Между тем подошел к исходу и наш полугодовой «испытательный срок», о котором договорились в первый день совместного проживания, и мы решили узаконить наши отношения в соответствующем учреждении. Свадьбу в обычном смысле мы заменили на торжественный ужин в ресторане в обществе лишь моих братьев с дамами — и тем самым завершили официальное оформление брака. В новобрачную ночь мне довелось познакомиться еще с одним достоинством молодой жены, которое все эти годы тщательно скрывалось под спудом страха и болезненной застенчивости. Признаться, это открытие меня весьма обрадовало и сблизило нас как супругов, и все же об этом лучше скромно умолчать…
Дом, мой… с некоторых пор осиротевший дом, наконец-то согрелся любовью. Обо мне заботилась прекрасная женщина, она меня вкусно кормила, она следила за моей одеждой, убирала, стирала, наполняла дом тем уютом, который способна создать только женщина. Наконец-то мне стало приятно возвращаться с работы домой.
Неужто счастье возможно, неужто это происходит со мной, звенело в голове. Слава Богу! Жизнь прекрасна!
Время потерь
(Библия, Екклесиаст, 3:1–2)
А по окончании медового месяца, на заводе начался аврал, я стал пропадать на производстве днями и ночами, уезжал в командировки — и моя Наденька меня бросила.
Как-то вечером прихожу с работы домой, а на столе белеет записка: «Прости, дорогой, я полюбила другого мужчину. Меня не ищи. Надя». А через полчаса ко мне зашел Макарыч, доложил, что моя бывшая жена ушла к Фрезеру и вкрадчиво спросил:
— Арсений Станиславович, а не пришла ли пора «стереть» бандита?
— Да нет, Макарыч, — вздохнул я протяжно. — Это не повод. Ну, влюбилась женщина, с кем не бывает.
— Неужели вы не понимаете, что Фрезер таким образом мстит за то, что не смог заполучить Машу.
— И все-таки, нет! Не трогать ни его, ни её.
— Дело ваше, — сказал тот, вставая.
— Это точно. Моё.
Чтобы как-то привести себя в нормальное душевное состояние, я прибег к расхожему мужскому приёму — погрузился с головой в работу. Некоторое время даже спал в комнате отдыха своего кабинета. А работы у директора, как известно, мало не бывает.
Кроме обычной технологической текучки, снабжения, переговоров со смежниками, латания кадровых дыр и прочей суеты, мы с Макарычем вели внутреннее расследование порученное Виктором. На самом деле, примерно три процента от стоимости заказа через подставные фирмы уходило на сторону. Круг подозреваемых сужался, но по-прежнему был немал, около пятнадцати человек. Честно говоря, это меня тревожило: ведь рядом вор! Он каждый день общается со мной, сидит бок о бок на совещаниях, в столовой, улыбается, изображает своего в доску парня (или девушку) — и продолжает воровать государственные деньги. Макарыч как-то пообещал:
— Я лично сверну этой крысе шею!
— Нет, Алексей Макарович, ты не сделаешь этого, — охладил я его. — Напомню, что сказал Виктор: найти и тихо уволить.
— Уж больно вы с Виктором гуманны, как я посмотрю.
— А тебе это не нравится?
— Отчего же, хозяин — барин, как говорится. Только они нас не пожалеют. В случае чего… А меня учили действовать на упреждение. Кстати, Арсений Станиславович, пришла информация, что Фрезер готовит поставку на Кавказ крупной партии оружия. А там этим оружием наших пацанов будут убивать.
— Уточни, пожалуйста, доложи Виктору и назначь встречу Фрезеру. Я с ним лично побеседую.
— Только обязательно в моем присутствии. Он опасен, а я отвечаю за вашу жизнь.
— Ну что ж, ладно.
Тем же вечером Борис пригласил меня поужинать в «наш» ресторан. После похорон бабушки Матрены он сильно изменился. С полгода вообще от всех скрывался, пил горькую и тосковал в одиночестве. Но в тот вечер он выглядел почти как прежде: сверкающая улыбка, белый костюм, ироничная улыбка, шутки и остроты. И вдруг затих, грустно посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
— Ты не знаешь, а я ведь сменил работу. Представляешь, стал банкиром. Теперь спекулирую активами банка — это меня один партнер по покеру устроил.
Наступила долгая пауза. Вокруг кипела разгульная жизнь, гремела песня о том, как сильно цыгане любят деньги, и деньги золотые. Невдалеке толпа горцев выслушивала длинный тост седоусого гражданина в папахе. Бандиты в углу вяло шушукались, исподлобья разглядывая публику. Нувориши по центру гудели напропалую, будто прожигали последний день своей жизни. У меня под носом шипела пузырьками бутылка боржоми. Я ждал чего-то очень нехорошего и дождался…
— Но это все ерунда, — вяло махнув рукой с золотым перстнем, произнес Борис, печально улыбнувшись. — У меня, Арсений, нашли злокачественную опухоль. Так что полгода, может год — и прощайте, господа.