Сестра Ноя

Чем это было для нас? Свежим ветром грядущих перемен, влажной тропической жарой с ананасами и бананами, плясками и заунывными песнями негров, сверканием белых зубов и драгоценностей на дамах, длинными спортивными автомобилями, мельканием ярких огней рекламы, мощным солнечным ветром с океана, поднимающим бело-голубые волны; высокими пальмами вдоль шоссе, улыбками гордых мулаток, тростниковыми крышами над пляжными барами, боями в пятнадцать раундов профессиональных боксеров, отражением малинового солнца на стеклянных стенах небоскребов — тем, чего больше всего желаешь в молодости — блаженной свободой!..

— Дядя, а почему ты плачешь? — тонким голоском протянула девочка лет пяти. Она, подпрыгивая, увязалась за мной.

— Разве? — Засуетился я, стирая следы лицевой протечки и смущения.

— Тебя кто-то обидел? — продолжало допрос милое дитя, подняв на меня большущие серо-голубые глаза. Она встала передо мной, перегородив дорогу огромной широкополой шляпкой, которую поддерживала обеими руками, чтобы не улетела.

— А? Нет, юная барышня, просто детство вспомнил.

— Твое детство было плохим? — соболезновала девочка.

— Нет! Нет, что ты! У меня было детство самое лучшее в мире!

— Почему тогда плачешь?

— Наверное потому, что оно ушло и больше никогда не вернется.

— А-а-а!.. — пропела девочка и… куда-то подевалась. Может, ветром унесло, на крыльях шляпки?..

Пройдя торговые ряды, я пересек площадь 850-летия Владимира (ого, это уже столько!) и вплотную подошел к величественному белому пятиглавому храму — кафедральному Успенскому собору. Он возвышался на крутом берегу Клязьмы, откуда открывался просторный вид на извилистую ленту реки и долину поймы в сизой дымке. Внутри храм казался еще более огромным — откуда-то сверху, из щелевидных окон центрального барабана струились в затемненное пространство храма расплывчатые лучи солнца. Я встал в очередь к мощам великого благоверного князя Александра Невского, русского Иосифа, Солнца Земли Русской и пока стоял, наблюдая земные поклоны паломников, вспомнил слова преподобного Серафима Саровского.

"Неоднократно, — пишет Мотовилов, — слышал я из уст великого угодника Божия старца о. Серафима , что он плотью своею в Сарове лежать не будет. И вот однажды осмелился я спросить его: — Вот вы, батюшка, все говорить изволите, что плотию вашею вы в Сарове лежать не будете. Так нешто вас Саровские отдадут?

На сие батюшка, приятно улыбнувшись и взглянув на меня, изволил мне ответить так:

— Ах, ваше боголюбие, ваше боголюбие, как вы! Уж на что царь Петр-то был царь из царей, а пожелал мощи св. благоверного князя Александра Невского перенести из Владимiра в Петербург, а святые мощи того не похотели и в Петербурге их нет.

— Как не похотели? — осмелился я возразить великому старцу. — Как не похотели, когда они в Петербурге в Александро-Невской Лавре почивают? — В Александро-Невской Лавре, говорите вы? Как же это так? Во Владимiре они почивали при вскрытии, а в лавре под спудом — почему же так? А потому, — сказал батюшка, — что их там нет».

Вот так, не похотели мощи — и всё тут! И даже земной царь-реформатор святым не указ! Приложился и я к непокорным мощам Русского Солнца и попросил у благоверного князя Александра помощи в моем паломничестве. Затем уступил место следующему паломнику, а сам увидел рядом с золоченой ракой Невского Чудотворца еще одну — оказалось, это мощи благоверного Юрия Всеволодовича. Приложился и к ним, а когда разогнулся после поклона, слышу знакомый голос:

— Как думаешь, Арсений, меч, что в деснице князя, — старинный или новодел?

— Какая тебе разница? — пробурчал я. — Главное, что мощи настоящие!

— Выйдем?

— Погоди, мне еще фреску Страшного суда рассмотреть надо, чтобы, значит, страх пробил аж до самого хребта, — сказал я, напряженно вспоминая, с кем же говорю.

— Ты знаешь, что написали фреску Андрей Рублев с Даниилом Черным? — Заговорил тоном экскурсовода мой безымянный собеседник. — Это видение пророка Даниила. Уникально здесь то, что судьи Страшного Суда — а это апостолы — вовсе не страшны. Посмотри, они даже улыбаются, как бы говоря: «не бойтесь, детки, Бог милостив, если вы сюда пришли и смотрите на нас, то мы вас на Суде вас простим, потому что зря сюда никто не приходит».

Словом, искомого страха Божиего я так и не снискал! Не снискнул… Хоть и всеми силами снискивал… Ну почему!.. Почему, когда мне нужно побыть одному наедине со святыми и не торопясь прочувствовать самого себя и тихонько помолиться… Почему обязательно появится кто-то, кому нужно разрушить эту сокровенную связь моей грешной души с небесной святостью! Да не тяни ты меня за рукав, иду, иду!.. Вышел на солнце и ослеп.

— Прости, никак не могу вспомнить, где мы познакомились? — спросил я.

— И не мудрено, — закивал тот, — я стоял между тобой и Сергеем Юрским в храме «Всех скорбящих радосте», что на Ордынке в Москве. Оно конечно, знаменитый актер гораздо больше тебя заинтересовал, чем моя скромная персона. Но Сергей сразу после литургии уехал, а мы с тобой в книжную лавку зашли, там и разговорились.

— А здесь какими судьбами?