Сестра (СИ)

— Хорошо, Сашка! Вик, помнишь, о чем мы говорили? — поспешно согласившись с сестрой, Михаил обратился ко мне, чтобы я не забыл его просьбу.

— Постараюсь! Если что-то случиться — звони, я тут же приеду, — в тоже время попросил я парня.

— Хорошо, хорошо! — парень стал выпихивать нас из квартиры и быстро захлопнул за нами дверь.

— Я каждый раз боюсь за него, — призналась Саша, спускаясь по лестнице. — Кстати, а о чем он просил тебя?!

— Секрет! — как партизан выдавил я из себя ответ и ускорил шаг.

— Эй! — догнав, возмутилась девушка, — Вик… — она остановила меня, схватив за руку, и стала выжидающе смотреть в глаза.

Может быть, и есть люди, которые способны стойко выдерживать испытывающий женский взгляд, особенно если эта представительница слабого пола — самая дорогая и милая сердцу из всех, но я не относился к таким, поэтому, зная это, стал пытаться отвести взгляд и вообще сменить тему разговора.

— Так куда же нам ехать? — полюбопытствовал я у Саши.

— Не уходи от темы! — пригрозила она. — А то покусаю! Ну, я жду!?

— Э-э-э… — растерянно протянул я, — да так… о своем… о мужском…

— Вик, знаю я вас… Ну! — Саша не переставала смотреть на меня испытующим взглядом, хотя ее серьезный вид и сменился улыбкой, когда она стала наблюдать за моими попытками избежать ее пристального внимания.

— Хорошо. Он попросил, чтобы я удержал тебя на вечеринке, и чтобы ты развлеклась! — выдал я и быстро замельтешил к автомобилю, хотя идти там было чуть больше десятка шагов.

Сев в салон автомобиля, Александра стала рассуждать по поводу того, какой у нее непонимающий брат, ведь он считает, что всё, что она делает — это жертва, и не понимает того, что для нее это — смысл жизни. Слушая Сашу, я понимал, что у нее была, есть и будет одна-единственная любовь всей ее жизни — брат, но это не вызывало никакой ревности, наоборот — восхищение. Такое же, как появляется у меня по отношению к тем, кто посвятил всю свою жизнь Богу, оградив себя от мирского. Девушка, так же как и все монахи и монахини, жила только ради кого-то, и что ей было до каких-то там мечтаний о роскоши! Все это было глупостью, ведь у нее была самая дорогая ее сердцу драгоценность — любовь. Вот именно такая любовь и могла воспеваться поэтами и писаться с заглавной буквы потому, что она не обременялась ничем, и была чистой и светлой. Как бы парни и девушки ни любили друг друга, их любовь все равно не была бы такой чистой и светлой, так как через какое-то время она бы наткнулась на неприступную стену мирской суеты — деньги. Как-то раз я разговаривал с одним человеком по поводу христианства в США и России, и он сказал, что в США вера капиталистическая, а в России пока еще духовная. Тогда я этого не понял, но, разговаривая с девушкой, осознал, о чем он говорил мне тогда.

Когда-то я прочитал в одной книжке о том, что, когда одного портретиста спросили о том, что для него является эталоном женской красоты и мужской, он ответил, что красивее беременной женщины или матери с ребенком не может быть ничего. Ни одно чудо и ни один пейзаж, по его словам, не сравнится с простым рисунком счастливой матери с ребенком, нарисованным карандашом. О мужской красоте он отозвался, если мне не изменяет память, следующим определением: «Красив тот мужчина, возле которого стоит любящая и любимая им женщина». Что ж, я, как литератор — пусть, правда, в скобочках и с натяжкой — соглашался с ним, но — только делая поправку на то, что счастливая невеста — это именно то мгновение, которое делает нашу жизнь не такой хмурой.

Подруга Александры, выходящая замуж и облаченная в белоснежное платье с пышной юбкой, выглядела, как настоящая королева.

Всю церемонию в ЗАГСе я провел в сторонке, так как был гостем гостьи, и смысла лезть в первые ряды не видел. Тем более что к середине мероприятия меня позвал один из друзей жениха, и мы отправились украшать мой автомобиль ленточками и шариками. Когда же мы разобрались с украшениями, мероприятие закончилось, и жених с невестой, под громкие аплодисменты и поздравления, сели в салон лимузина вместе с подружками невесты и друзьями жениха.

В мой автомобиль сел тот самый друг жениха, с которым мы украшали машину, со своей подружкой, и еще несколько незнакомых мне людей. Причем девушка, севшая на место переднего пассажира, явно строила мне глазки и заигрывала, расспрашивая обо мне столько, сколько не знали и многие мои друзья. Правда, я молчал, как партизан, либо отвечал односложно. В церковь я даже и заходить не стал, решив, что и без меня там будет слишком много народу.