Сестра (СИ)

— Не вини себя, Виктор, — произнес Миша, присаживаясь возле меня и обнимая, — так должно было случиться, и в этом нет твоей вины. Тебе еще многое предстоит сделать, не только ради себя, но и ради нас.

— Ради вас? — переспросил я.

— Да, — ответила на этот раз Александра.

— Все, что скажете, — воскликнул я, падая в ноги девушке и целуя их.

Встань, Вик, мне щекотно, — рассмеялась Саша, — во-первых, дай слово, что не сделаешь с собой ничего!

— Но, — растерялся я, — я не могу без тебя. Мне не мила жизнь, все кажется мертвым и… Я не могу без тебя, ты стала для меня всем, а когда тебя не было, то я жил мечтой о тебе! А сейчас у меня нет ничего, что заставляло бы меня подниматься с колен…

— Пойдем, — ласково позвала меня девушка, протягивая руку.

Парень с девушкой помогли мне подняться на ноги, и мы отправились дальше. Я шел и плакал, сил сдержать слезы не было. Александра и Миша, казалось, не обращали на них никакого внимания, только Миша протянул мне платок, когда мы остановились. А остановились мы возле небольшого двухэтажного домика с ровно подстриженным газоном и гаражом на два автомобиля. Дом мне не был знаком, лишь издали напоминал те, которые показывали в фильмах про Америку. Дверь домика открылась, и я увидел свою сестру. Ей было столько же лет, сколько было, когда она уезжала, и когда я видел ее в последний раз. Выйдя из дома, она стояла и смотрела на нас.

— Иди, ты ей нужен! — произнесла Александра.

— Это и есть наша вторая просьба, — уточнил Миша.

Я потерялся и не знал, что ответить. Сестра медленно отправилась к нам. Она шла медленно и, чем ближе она приближалась, тем отчетливее я видел на ее щеках слезы, но это были слезы радости. Я снова почувствовал себя младшим братом и бросился к ней на встречу. Мы сблизились и молча, обнявшись, стали плакать и шептать имена друг друга. Когда я обернулся назад, то увидел, что Александра и Миша пропали, и я еще сильнее прижался к своей сестре…

* * *

Хоронили Александру и Михаила в один день и рядом.

День был грустным, как и настроение у всех, собравшихся проводить их в последний путь. Моросил легкий дождик, поэтому в основном все стояли с зонтиками. Я немного опоздал, так как долго не мог найти именно тот галстук, в котором признался девушке в любви. Когда я подошел, и встал в самом конце, то почувствовал, что хоронят не только девушку с ее братом, но и меня — все мои мечты и надежды…

В потайном, нагрудном кармане пиджака был свернут листик с несколькими строчками стиха, который я написал утром, едва открыл глаза. Это было странно, так как стихи я не писал уже долгое время, и никогда этим всерьез не интересовался. Хотя стих этот можно было назвать стихом, только закрыв глаза на полное отсутствие рифмы, но меня это не беспокоило. Александра, да и ее брат, никогда не сказали бы мне, что этот стих плохой и глупый, а кроме них никто этот стих не прочитал бы.

Стоя в самом конце, я смотрел себе под ноги и старался удержать слезы, так как мужчины не плачут… или, хотя бы, когда они не наедине с самими собой. Вдруг до моего слуха донесся странный звук… птицы! Не карканье ворон, а что-то другое. Я поднял глаза и стал изумленно моргать. На ветке сидели два белоснежных голубя. «Александра и Миша!» — догадался я и едва не упал на колени, чтобы снова выпрашивать у них прощение, но мне не позволил это сделать Данила, подошедший ко мне.

— Ты чего тут стоишь? — поинтересовался он у меня.

— Опоздал, — произнес я, не отрывая взгляда от голубей.

— А что они тут делают? — заметив голубей, удивился Данила, причем так громко, что все обернулись на нас.

Голуби, заметив наше внимание к ним, сорвались с ветки и вместе взмыли вверх.

Я не мог сдерживать слез и поэтому быстро направился к могиле девушки, вытаскивая листок бумаги. Подойдя к могиле, я, расправив листик, осторожно положил его текстом вверх.

Написанные строчки могли прочитать все, даже те два голубя — на что я и надеялся, так как в этом стихе было все, что было у меня на душе, все переживания, мысли, и я хотел бы, чтобы Александра с Мишей знали о том, что я их никогда не забуду:

На моей любви поставила крест,

Смеясь, старуха-смерть!

Оставив лишь в сердце грусть.

Зачем? Для кого теперь мне жить?

Если смыслом всего было — любить!

Кого теперь винить?

Кто виноват, а кто нет?!

Она мертва! Ее уж нет!!!

А я ни жив, ни мертв…

И сердце страдает,

А тело умирает…

Ты говоришь мне: «Бог жив»,

А как же моя любовь?

Мои мечты, надежды… Нет слов!

Я не убивал, не воровал,

Я был любим и сам любил!

За что Он нас наказал?!

За любовь? Мечты? Надежды?

За то, что друг у друга были мы?

За что? Он рад?

Зачем ему такой расклад:

Она попала в Ад,

А я за ней бы рад!