Кажется, я все-таки оставила в этих тренировках частичку души. Ту, которая отвечала за разум, не давала сойти с ума. И еще что-то от сердца оторвалось. Словно вырезали из него тот огонь, который согревал и берег. Наступил невыносимый холод.
Впервые в жизни я осознала на себе фразу, что дни проходят как сплошная пелена, в которой не возможно уловить ничего определенного. Почти каждый день была боль, которая не позволяла даже нормально соображать. Ломала, калечила, терзала, ранила, убивала. И воскрешала вновь, словно прощальным пинком посылая сознание в темноту, которая была желанней всего. Позже отец сказал мне, что это он каждый раз возвращал меня из Вечности, не давая полностью в ней утонуть. А я поняла, чем отличается воплощение Вечности от Нее самой. На следующий день после этого была пустота. Я знала, что уже не сплю и не пребываю в обмороке, но ничего кроме ничто вокруг не было. Меня никто не трогал, давая хоть немного прийти в себя. Пришло осознание того, как же на самом деле мал один день и что такое безвременное пространство, когда даже думать не можешь. Только позволяешь своей душе из рваных клочьев сшить обратно плотное полотно. Вернее, только залатать дыры. На большее времени не хватало. На следующее утро снова Вечность, к которой отец заставлял меня прислушиваться. И снова боль. А после темнота. И так раз за разом. Каждый день время, которое приходилось терпеть боль, увеличилось, не позволяя даже думать о том, что может быть легче. Я почти была сломлена. И этим «почти» я была обязана только тому, что когда-то бегала по утрам круги, а затем, как угорелая, прыгала с чем-либо в руках. Но все же «почти» было настолько мало, что порою приходила подлая мысль о том, что его больше нет, что больше не удастся вырваться обратно, что больше я не смогу даже почувствовать свою душу. Кажется, именно в один из таких моментов я вспомнила, что такое слезы… и почему они помогают жить дальше.
Не знаю, сколько прошло времени. Оно просто наконец-то перестало для меня существовать. Даже тени того, что его можно исчислять безвозвратно были потеряны или же просто забыты. И все же пришло время, когда боль перестала существовать для меня. Словно упала та стена, в которую я раз за разом пыталась биться, что бы попасть туда, куда мне было нужно. Словно снялась граница, не позволяющая мне пройти дальше. Было такое чувство, что в этот день я родилась заново. И слезы по моим щекам катились впервые не от боли.
В тот день, я в который раз уже добровольно потянулась к Вечности, смирившись с болью. Вернее позволив себе думать, что смирилась. С этой болью невозможно ни смириться, ни принять ее, ни забыть. Но, к моему удивлению (если бы я еще не разучилась удивляться), в этот день ее не было. Моя ослабшая душа вновь потянулась к чему-то настолько ее большему, что даже думать об этом не хотелось. Да и не было сил на мысли… То, что случилось после невозможно объяснить словами. Как можно объяснить то чувство, когда ты становишься частью всего, не теряя в нем своей души, но чувствуя, что отдельно ее больше не существует?.. Нет, для этого нет ни слов, ни звуков, ни выражений. Есть только чувства, которые невозможно описать, пересказать или поделиться ими. И пережить их я все же не пожелала бы никому… Слишком большая цена. Это было прекрасное, незабываемое чувство. Такое, что должно было бы стать хоть немного страшно — потому что можно было не вернуться, растворившись в Вечности навсегда. Но я почему-то знала, что точно вернусь. И совсем не потому, что кто-то ждет меня обратно, а потому, что еще не пришло мое время… о чем сообщил мне отец, бесцеремонно откинув в темноту, в которой я забылась до своего очередного пробуждения.
Так закончилась вторая условная часть третий части моего обучения. Единственно, что можно было почти считать положительным моментом этого периода моей жизни — отсутствие снов. Наверно, на них просто не хватало сил. Слишком дорого были то время, которое я прибывала в блаженном беспамятстве. Слишком сильно нуждались душа и тело в хоть временном покое.