— Все! Хватит о делах! — радостно объявила она. — Сегодня у нас особый ужин. Мои поздравления, дорогая Карин. Приветствую тебя в качестве полноправного члена семейства Халворсен. Я счастлива. И отдельное тебе спасибо за то, что вернула нашего сына домой. Я ведь была уверена, что Пип станет развивать свои музыкальные таланты где-нибудь в Европе или в Америке.
Пип перевел слова матери Карин и увидел, как глаза обеих женщин заблестели от слез.
— Примите и наши поздравления, — неожиданно подал голос Бо. — Надеюсь, мы с Элле в скором будущем последуем вашему примеру.
Астрид, хорошо знавшая пастора местной церкви, отправилась к нему для разговора. Она не стала рассказывать, поставила ли она священника в известность, что невеста Пипа — еврейка, но лишь сказала, что пастор согласился безотлагательно окрестить ее. Все семейство Халворсен в полном составе присутствовало на этой сравнительно короткой церемонии. Вернувшись домой, Хорст отвел Пипа в сторону.
— Хорошо, что Карин окрестили. Во всех смыслах хорошо. Один мой приятель из оркестра недавно вернулся из Мюнхена. Выступал там с концертом. Рассказывал, что антисемитская кампания в Мюнхене набирает обороты.
— Неужели она докатится и до нас?
— Хочется думать, что нет. Хотя кто его знает, что взбредет в голову этому полоумному… Ведь у него полно сторонников не только в Германии, — задумчиво обронил Хорст. — Одному богу известно, чем это все в итоге закончится.
Вскоре Бо и Элле объявили, что они тоже остаются в Бергене. С руки Бо уже сняли гипс, но еще предстояло разрабатывать локтевой сустав, чтобы можно было начинать играть на виолончели.
— Мы оба молимся, чтобы этот процесс не затянулся надолго. Бо, он ведь такой талантливый, — поделилась с Карин Элле, когда они вечером укладывались в своей комнате. — Все его мечты только о музыкальной карьере. Но пока Бо нашел себе работу картографа в портовом магазинчике, там изготавливают и торгуют всякими картами. Прямо над магазином имеется небольшое помещение, и нам предложили поселиться там. Мы сказали хозяину, что мы супружеская пара. Так что отныне я — жена картографа.
— Вы уже настолько хорошо освоили норвежский, что можете вести разговоры и на подобные темы? — поинтересовалась у подруги Карин, не скрывая зависти по поводу их лингвистических успехов.
— У Бо результаты гораздо заметнее. Ему вообще легко даются языки. Но я тоже стараюсь изо всех сил. Сам хозяин — немец по национальности, так что никаких проблем в общении с ним у нас не возникло. Мы ведь оба хорошо говорим по-немецки.
— А вы когда-нибудь поженитесь по-настоящему?
— Мы очень хотим этого, но нужно еще подсобрать хоть немного денег. Так что пока придется жить во грехе и творить ложь. Впрочем, Бо говорит, что наша с ним правда запечатлена в наших сердцах, а не на бумаге.
— Согласна, — ответила Карин и взяла Элле за руку. — Обещай мне, что мы с тобой останемся близки и после того, как вы переедете в город.
— Само собой, Карин. Ведь ты мне не просто подруга. Ты мне как сестра. Я люблю тебя всем сердцем. У меня даже нет слов, чтобы выразить тебе и Пипу свою благодарность за все, что вы сделали для нас.
— А у нас с тобой скоро появится собственная крыша над головой? — спросила Карин у Пипа, объявив ему на следующее утро новость об Элле и Бо.
— Если завтрашнее собеседование пройдет нормально, на что я очень надеюсь, то тогда — да, — ответил Пип. Отец выхлопотал ему аудиенцию у Харальда Хейде, дирижера, руководящего Филармоническим оркестром Бергена.
— Уверена, что так оно и будет, дорогой, — подбодрила его поцелуем Карин. — Все у тебя будет хорошо, вот увидишь.
Пожалуй, Пип, отправляясь на собеседование в Концертный зал, волновался даже больше, чем при поступлении в консерваторию. Возможно, потому, размышлял он, напрягаясь всем телом, что от итогов его прослушивания теперь уже зависит многое в реальной взрослой жизни. А что там какой-то юнец-абитуриент, у которого нет никаких обязанностей ни перед кем и который отвечает только за самого себя? На входе Пип представился билетерше, и та провела его коридором в один из репетиционных классов, просторное помещение с роялем и множеством пюпитров. Вскоре в комнате появился высокий широкоплечий крепыш с густой темной шевелюрой и с живыми глазами, который отрекомендовался как Харальд Хейде.
— Ваш отец неоднократно рассказывал мне о ваших талантах, герр Халворсен. По-моему, он просто счастлив, что вы снова вернулись в Норвегию, — сказал Хейде, обмениваясь крепким рукопожатием с Пипом. — Как я понимаю, вы в равной степени владеете и скрипкой и фортепьяно?
— Да, герр Хейде, это так. Хотя основной мой инструмент — фортепьяно. Я надеюсь когда-нибудь в будущем стать композитором.
— Что ж, тогда давайте начнем прослушивание. — Герр Хейде жестом указал Пипу на табурет возле рояля, а сам уселся на узенькую скамью, примостившуюся возле стены. — Если вы готовы, герр Халворсен, я вас слушаю.