Сестра ветра

Ну, почему счастье всегда так мимолетно? — уныло вопрошал себя Пип, развернув газету за 4 сентября. Новости были хуже некуда. После того как Германия вторглась 1 сентября на территорию Польши, Франция и Британия объявили ей войну. Пип вышел из дома, чтобы отправиться на репетицию в Концертный зал. Даже такого короткого пути ему хватило, чтобы ощутить атмосферу страха и тревоги, в которую погрузились все жители города.

— В минувшую войну Норвегии удалось сохранить свой нейтралитет. Даст бог, удастся и на сей раз. Мы — миролюбивый народ, и нам нечего бояться, — разглагольствовал один из музыкантов оркестра по имени Самуил, пока они, сидя в оркестровой яме, настраивали свои инструменты. Чувствовалось, что новость ошарашила всех, на репетиции царила обстановка общей нервозности и уныния.

— Вы, приятель, забыли о существовании такой фигуры, как Видкун Квислинг, который возглавляет нацистскую партию у нас в Норвегии. Уж этот станет бить в литавры что есть сил, оповещая всех о поддержке Гитлера и проводимой им политики, — мрачно напомнил ему Хорст, натирая канифолью смычок своей виолончели. — Он уже, к слову говоря, выступил с целым рядом лекций, посвященных так называемому «еврейскому вопросу». Не дай бог, если такие, как он, придут к власти. Вне всякого сомнения, он немедленно выступит на стороне Германии.

После концерта Пип отозвал отца в сторонку.

— Папа, ты на самом деле считаешь, что нас могут втянуть в войну?

— К сожалению, к великому сожалению, такой расклад весьма вероятен. — Хорст слегка пожал согбенными плечами. — Даже если, предположим, наша страна откажется вступить в войну и поддержать ту или иную сторону в этом конфликте, вряд ли немцы оставят нас в покое. Сильно сомневаюсь в этом.

Ночью Пип старался, как мог, успокаивая Карин. В ее глазах снова появился уже знакомый ему по Лейпцигу страх.

— Прошу тебя, успокойся, дорогая, — уговаривал он жену, которая нервно расхаживала по кухне, инстинктивно прижимая к груди извивающегося Феликса, будто нацисты вот-вот ворвутся к ним в дом и вырвут сына из ее рук. — Разве ты забыла? Ты — крещеная лютеранка, и твоя фамилия — Халворсен. Предположим, нацисты захватят Норвегию, что маловероятно, но пусть так. И откуда им знать, что ты еврейка?

— Ах, Пип! Замолчи, ради бога! Ты такой наивный! Да одного взгляда на меня достаточно, чтобы понять, кто я есть на самом деле. Немного покопаются в наших документах, и правда тут же всплывет наружу. Или ты уже забыл, как скрупулезно они ведут свои досье? Да их ничто не остановит, чтобы выяснить все до конца. А теперь подумай о нашем сыне. Он ведь тоже наполовину еврей! Что, если его схватят вместе со мной?

— Пока я не вижу, каким образом они могут это раскопать. И потом, будем надеяться, что они сюда вообще не придут, — возразил жене Пип, намеренно отгоняя от себя все те соображения, которыми поделился с ним сегодня отец. — Я уже слышал от нескольких человек, что евреи со всей Европы сплошным потоком устремляются через Швецию к нам, в Норвегию, спасаясь от преследований нацистов. Выходит, они считают Норвегию безопасным приютом. Такая тихая гавань, в которой можно отсидеться. Тогда чего боишься ты?

— Все эти люди могут ошибаться, Пип… Они могут ошибаться.

Карин подавила вздох и безвольно опустилась на стул.

— Неужели это чувство страха будет преследовать меня постоянно?

— Клянусь тебе, Карин. Я сделаю все возможное, чтобы защитить тебя и Феликса. Любой ценой! Обещаю тебе, любовь моя.

Карин подняла глаза на мужа. В них застыли обреченность и недоверие.

— Знаю, дорогой. Твои намерения — самые благородные, и я благодарю тебя за твою решимость. Но, к превеликому сожалению, едва ли тебе удастся спасти меня на сей раз.

Обстановка в Бергене напомнила Пипу те дни в Лейпциге, когда фашистские молодчики разрушили до основания статую Мендельсона. Весь следующий месяц город прожил в напряженном ожидании того, что будет дальше. Кажется, мало-помалу все в Норвегии начали осознавать масштаб случившейся катастрофы, соответственно реагируя на недавние события. Хотя король Норвегии Хокон и премьер-министр Йохан Нигаардсвольд старались, как могли, успокаивая своих подданных и сограждан, заверяя их, что Германия не испытывает никакого интереса к такому крохотному клочку земли, как Норвегия. А потому оснований для паники нет, твердили они, словно заклинание, но при этом была объявлена мобилизация армии и флота. Да и другие меры тоже предпринимались, чтобы хоть как-то обезопасить население в случае, если все же произойдет самое худшее.

Между тем Пип, направляемый опытной и умелой рукой Харальда Хейде, все свободное время занимался оркестровкой своего концерта. Накануне Рождества Хейде очень обрадовал молодого композитора, сообщив, что его «Героический концерт» запланирован для исполнения в весеннем репертуаре оркестра. Само собой, и эту приятную новость Пип, вернувшись домой после очередного концерта, отметил вместе с Карин рюмкой водки.