Сестрички не промах

По ту сторону забора хранили молчание. Минут пять сестрица высказывалась от всей души, потом выдохлась и пошла прочь. В тот же миг в дыре возникла плешивая голова Эдуарда, и он ядовито крикнул (правда, не очень громко):

— Где хочу, там и копаю!

Я ухватила его за ворот рубашки и пропела:

— Здравствуй, кисуля. — Он охнул и обмяк, что позволило мне без особого труда втащить его на пустырь. Мышильда, углядев врага, вернулась и спросила с лаской, способной вогнать в дрожь крокодила:

— Так, говоришь, где хочу, там и копаю?

— Говоришь? — вопросила я, легонько его встряхнув.

— Говорил, говорил, — кивнула Мышильда. — Я слышала.

— И я слышала.

— У нас и за меньшее головы лишали.

— Это точно, — согласилась я. — Сразу кончим или помучаем?

— Я жаловаться буду, — завозился наш враг, я нечаянно встала ему на ногу и для верности подпрыгнула. — Буду, — повторил он.

— Что будешь? — удивилась Мышильда.

— Жаловаться, — сказал Эдик.

— Каков мерзавец! — возмутилась сестрица. — Когда крапиву дергали, он в тенечке сидел, а теперь прибежал на готовенькое.

Я тряхнула Эдика как следует и резко разжала пальцы. Враг рухнул.

— Не волнуй меня, — погрозила я ему пальцем и пошла к фундаменту.

— Надо с ним что-то решать, — хмуро заметила Мышь. — Ведь эдак никакого толку в работе: с таким-то соглядатаем в дыре.

— Разберемся, — заверила я.

Вооружившись лопатами, мы занялись расчисткой завалов с целью освободить старый фундамент и, привязав его к нашему плану, определить, где находилась кухня в первой четверти двадцатого века. Работа оказалась нелегкой даже для меня, а про сестрицу и говорить нечего, но она держалась молодцом, не ныла, не хныкала и вообще не досаждала. Поиски сокровищ весьма благоприятно сказывались на ее характере.

Евгений, зашедший на пустырь узнать, как идут дела, сходил за тележкой и, впрягшись в нее, стал отвозить мусор все к той же злополучной дыре. Мы наперебой нахваливали хозяина, единогласно решив, что с ним нам повезло.

— Время обеда, — наконец заявил он, устраиваясь на тележке и вытирая потное лицо матерчатой кепчонкой, потом посмотрел на меня и сказал не без робости:

— Елизавета, я насчет Михаила то исть. Пусть живет. За постой я с него денег не возьму, а пропитание… Много ли он съест? Человек душевный, неприхотливый, точно птаха Божья.

Мышильда фыркнула, услышав такое сравнение, а я нахмурилась. Про неприхотливость Михаила Степановича я могла бы рассказывать долго, но в это время в голове мелькнула мысль, как нам можно использовать предпоследнего, от которого все равно не отделаешься, и одновременно досадить конкуренту. Бросив лопату, я зашагала к дому, Евгений торопливо шел за мной, а за ним следом поспешала трусцой Мышильда.

Напротив дома стояли «Жигули» Иннокентия Павловича, а сам он сидел на крылечке и беседовал с хозяйкой, той самой востроносой бабкой по имени Клавдия, что вчера сигнализировала нам о прибытии Михаила Степановича. Михаил Степанович, кстати, сидел на лужайке перед нашим домом и испепелял взглядом «Жигули» последнего и его самого в придачу. Последний в ответ лучисто улыбался.

— Михаил, — сказала я, он подпрыгнул от неожиданности и торопливо вскочил. — За вчерашнюю выходку тебе нет прощения. Но моя сердечная доброта и ходатайство Евгения Борисовича побудили меня дать тебе шанс загладить вину.

— Елизавета, — шагнул Михаил Степанович, простирая ко мне руки.

— Стоять, — осадила я его, — условия такие: живешь на пустыре, сторожишь фундамент. Поставишь там себе шалаш. Сам. Доски и толь найдутся. Не поставишь, будешь жить под открытым небом. Кормлю раз в день обедом. И отвезу домой по окончании экспедиции. В противном случае вычеркиваю тебя из жизни раз и навсегда.

— Елизавета, а как же… — начал было предпоследний, но я решительно перебила:

— Согласен?

— Согласен, — закрыв глаза и откинув назад голову, сказал он, надо полагать, таким образом демонстрируя отчаяние души.

— Мария, — обратилась я к повеселевшей сестрице, — укажите Михаилу Степановичу рабочее место, а я с другим супругом побеседую. Уж коли он здесь, должна быть от него польза.

Я перешла дорогу, Иннокентий Павлович, завидя меня, быстро поднялся и поспешил навстречу.

— На постой устроился? — деловито осведомилась я.

— Да. С хозяйкой договорился и дал задаток.

— Иннокентий, у меня для тебя есть задание чрезвычайной важности. В доме номер пять временно проживает субъект, который выдает себя за нашего родственника и на этом основании претендует на сокровища. Ты знаешь, семья для меня — святое, и я не могу обидеть человека, не будучи уверена, что он не член семьи. Надо провести разыскания и установить возможные родственные связи. Я могу на тебя положиться?

— Разумеется, — кивнул Иннокентий Павлович.

— Вот его паспортные данные, — я протянула ему листок бумаги. — Когда я узнаю результат?

— Лизок, если бы мы были в нашем городе, я бы ответил: через два часа. А здесь… через два с половиной.

— Я всегда считала тебя человеком исключительных возможностей, — заверила я его.