Сестрички не промах

Мне в это как-то не верилось, но я все равно кивнула и высказала волновавшую меня мысль:

— Здесь может быть еще один ход или два. А может, и три.

Сестрица распрямила спину и застыла, опершись на лопату.

— А почему вредитель роет ближе к флигелю?

— Потому что у него неточная карта, он не знает, где зарыты сокровища.

— А мне вдруг пришло в голову вот что: во флигеле когда-то была людская кухня.

— И что? — насторожилась я.

— А вдруг дед или сам прадед что-то перепутали.

— Вряд ли, — усомнилась я. — О флигеле в семье никогда и речи не было. А прадед хоть и допился до белой горячки, но не мог быть таким идиотом, чтоб все бездарно перепутать.

— Это еще вопрос, — тягостно вздохнула сестрица.

— Ладно, — попробовала я утешить ее и себя. — Давай разберемся с одной кухней, а потом переключимся на другую.

Мы с энтузиазмом взялись за лопаты. Где-то через час к нам присоединился Михаил, решив поработать перед обедом. Покончив с холодцом, пришел и Евгений, и дело пошло быстрее. К обеду мы окончательно освободили всю территорию фундамента от грязи и даже попытались сориентироваться, но, подумав, отложили это на послеобеденное время.

— Пить не буду, — шепнула испуганно Мышильда, завидя застенчивую улыбку Евгения.

— По маленькой, — вздохнула я и выдала деньги, хозяин удалился, а Михаил стал собирать на стол. Вообще эти двое неплохо уживались. Может, Михаилу не стоит возвращаться в родной город и попробовать попытать счастья здесь? Заодно бы и квартирный вопрос разрешился.

У крыльца затормозила машина, и на кухне появился Иннокентий. Он прямо-таки горел нетерпением и потому начал с порога:

— Елизавета, где ты откопала этого типа?

— Которого? — удивилась я.

— Краснова.

— Я его не откапывала, — с легкой паникой в голосе заметила я.

— А откуда он вообще взялся? — насторожился Иннокентий. Я незамедлительно перешла в атаку:

— А что такое? Скажешь ты, наконец, что узнал, или будешь мне допрос устраивать?

— Лизок, я хочу понять, с чего ты вдруг заинтересовалась этим типом.

— Я думаю, он возлюбленный Ленки, последней хозяйки нашего дома.

— И что? — не понял Иннокентий.

— И то, — разозлилась я. — Надо знать, с кем дело имеешь.

Бывшего мужа это не убедило, но с расспросами он отстал и начал излагать факты.

— Краснов Иван Петрович, по кличке Боцман, в настоящее время находится в розыске.

— А Мотыль? — брякнула я. Иннокентий удивленно поднял брови, потом все-таки ответил:

— Мотыль, иначе Павлов Алексей Сергеевич, — хозяин развлекательного комплекса «Карусель», кстати, расположенного неподалеку отсюда в центре города. О Тулине Иване Павловиче узнать ничего не удалось.

— А о Ленке? — спросила я.

— О какой Ленке? — растерялся Иннокентий. — А… Бывшая хозяйка… Сожительница Краснова. Он неоднократно привлекался к уголовной ответственности и втянул ее в свои темные делишки. В настоящий момент Сиротина Елена Гавриловна отбывает срок в исправительно-трудовой колонии. — Иннокентий передохнул немного и спросил:

— А теперь скажи, зачем тебе эти сведения?

— Для общего развития. Я же сказала, надо знать, с кем имеешь дело.

— Да, но Краснов-то здесь при чем?

— Может, ни при чем, — пожала я плечами.

— Кстати, мой интерес к этим людям вызвал в соответствующих инстанциях недоумение, мне пришлось объяснять, зачем мне эти сведения…

— И как ты объяснил?

— Сказал, что речь идет о наследстве и я специально прибыл сюда, чтобы разыскать предполагаемых родственников.

— Молодец, — похвалила я, но Иннокентий никак не желал отвлечься от неприятной для меня темы и опять начал:

— Все-таки мне не совсем понятно…

— А вот и Евгений Борисович, — громко и с особой радостью возвестила сестрица.

— Ни слова о деле, — заговорщицки прошипела я на ухо последнему и села за стол. Но отвлекаться он не желал, нетерпеливо поглядывал в мою сторону, и чувствовалось, что, как только обед закончится, вопросы возобновятся. Следовало Иннокентия Павловича опять куда-нибудь отправить с серьезным заданием. К концу обеда я смогла его придумать. — Иннокентий, — сказала я, глядя ему в самые зрачки, — мне чрезвычайно неловко так загружать тебя…

— Лиза, — перебил он, — мое время, точнее сказать, вся моя жизнь в твоем распоряжении.

— Благодарю, — прошептала я, уронив скупую слезу. Иннокентий торопливо сжал мою руку, а Михаил Степанович вдруг грянул «Шумел, гремел пожар Московский…». Евгений испуганно подпрыгнул и, схватив поллитровку, прижал ее к груди. Убедившись, что Михаил Степанович ничего не замышляет, а просто у человека настроение и он поет, Евгений поставил бутылку на место, блаженно улыбаясь, дослушал куплет и, прошептав: «Чистый Шаляпин», окончательно угомонился, то есть расслабился и даже рискнул подпеть тихо и чрезвычайно фальшиво.

— Вот так, друг, — громыхнул Михаил Степанович, обняв хозяина после окончания песни. — Талант в землю не зароешь.

— Что да, то да, — согласно закивал Евгений и привалился к плечу новоявленного друга. Посидев так минуту в полном блаженстве, они перевели взгляд на бутылку и маетно вздохнули.