— Вот это да… — и замер с открытым ртом, второй вжался в стену, выпустив при этом Иннокентия Павловича, я едва успела подхватить его и прижать к груди. Он благодарно ткнулся носом в мое плечо и затих. Михаил Степанович, выбросив вперед ладошку, не замедлил выкрикнуть:
— Паяц, актеришка… — но, не найдя поддержки даже в Евгении, замолчал. Пока я прижимала к груди Иннокентия, милиционеры понемногу пришли в себя. Один, слабо шевельнувшись, произнес:
— Вот, доставили…
— Да что случилось-то? — спросила я.
— Вышел из машины, оступился, и вот, — милиционер ткнул пальцем в направлении коленной чашечки Иннокентия. — Вы не беспокойтесь, в травмпункте мы уже были, перелома нет. Постельный режим на несколько дней — и будет как новенький.
Забота милиции данного областного центра вызвала трепет не только у меня, но даже и у Мышильды. Она вышла из-за стола и, с недоумением приглядываясь к лицам стражей закона, сказала:
— Мужики, вы хоть к столу пройдите…
— Спасибо, мы на службе, — бодро ответил один из них, чем окончательно лишился Мышильдиного доверия.
Я бережно перенесла Иннокентия на диван и устроила со всевозможными удобствами. Милиционеры все еще стояли в дверях с приоткрытыми ртами и взирали на меня, хотя, ежели к столу не желают, чего ж людям глаза мозолить? Мышильда с необычайной ласковостью на это намекнула и выпроводила их, при этом оба смотрели через плечо в мою сторону и продолжали держать рты открытыми. После чего, подойдя к Иннокентию, сестрица спросила:
— Как тебе это удалось?
— Что? — испугался он.
— Вот этих задействовать?
— Я был совершенно беспомощен, на счастье, мимо проезжала милицейская машина…
Подождав немного дальнейших объяснений невиданного чуда и не дождавшись, Мышильда благоговейно прошептала:
— Иннокентий Павлович, ты талантище.
Услыхав любимое слово, Михаил Степанович крякнул, а затем спросил:
— Когда мы будем переносить Иннокентия Павловича?
— Куда? — ласково поинтересовалась я.
— Как куда? На его жилплощадь, которую он в настоящий момент снимает.
— А вы в настоящий момент что снимаете? — с ехидством задала я каверзный вопрос, эгоизм и черствость предпоследнего меня возмущали.
— Но как же… — растерялся он, а я рявкнула:
— Марш в шалаш!
— У меня же насморк, — обиделся Михаил Степанович.
— Вы бы сходили к хозяйке Иннокентия Павловича, — с легкой укоризной заметила Мышильда. — Да перенесли бы сюда вещи пострадавшего.
— Вот это верно, — кивнул Евгений. — Места всем хватит. Устроимся то исть в лучшем виде.
Вскоре Иннокентий дремал на широкой постели в бывшей маменькиной спальной и вовсю наслаждался ролью умирающего. Я сидела у одра, держа его за руку, Мышильда сновала туда-сюда, выполняя пожелания больного, а Михаил с Евгением в кухне разговаривали шепотом. Улучив момент, когда мы остались одни, Иннокентий, приподняв голову с подушки, сказал зловеще:
— Лиза, на меня было совершено нападение.
Стало ясно: Иннокентий так увлекся, что начал переигрывать. Я нахмурилась, чтобы он не очень-то фантазировал.
— Эти люди опасны, — не обращая внимания на мои сведенные у переносицы брови, продолжил Иннокентий.
— Какие люди?
— Откуда мне знать, Лизок, если они не представились?
— Расскажи по порядку, — попросила я. Он вздохнул и начал:
— После обеда я поехал к своему знакомому Гаршину Александру Викторовичу, мы вместе учились, помнишь, прошлым летом он еще заезжал к нам… — Александра Викторовича я помнила и потому кивнула. — Он сейчас в прокуратуре и мог бы помочь… Вот я и поехал. Мы немного поговорили, а потом решили встретиться в шесть вечера, чтобы посидеть и вспомнить, так сказать, студенческие времена. В шесть поехали к нему домой, его супруга накрыла на стол, в общем, я пробыл у него чуть больше двух часов, а потом отправился сюда. В двух кварталах от дома Александра меня вдруг остановили какие-то личности.
— Как? — удивилась я. — На машине остановили?
— Машину я оставил возле дома Александра, так как выпил и не мог сесть за руль. Александр собирался вызвать такси, но я просил его не беспокоиться, погода прекрасная, и мне не мешало немного пройтись. — Иннокентий Павлович, видимо, решил проветриться, дабы не раздражать меня запахом коньяка. — Вот как раз тут они и появились.
— Ограбили? — ахнула я.
— Ничего подобного, — голос Иннокентия стал совершенно зловещим. — Спросили: «Ты куда свой нос суешь?» Один ткнул меня в грудь, а второй ударил в коленную чашечку, потом сказал: «Смотри, сиди тихо», и оба исчезли.
— А куда ты свой нос сунул? — растерялась я.
— Как куда? — возмутился Иннокентий. — А мои изыскания?
— В области чего?
— В области этого… Мотыля и Боцмана.
— Как же они об этом узнали?
— У таких типов везде свои люди.
— Даже в прокуратуре? — ахнула я. Услышав это слово, Мышильда сунула свой нос в комнату и спросила:
— Кто поминает всуе сие заведение?
— Вот, — ткнула я пальцем в Иннокентия. — Послушай, что он рассказывает.
Мышильда послушала, минут десять разглядывала потолок, потом сказала:
— Ну, ничего опасного он накопать не успел, иначе бы ребята нас не пугали, а просто… успокоили, одним словом.
Я опять ахнула, а Иннокентий побледнел.