Сестрички с Севера

Тут Ма Сяомин тоже выругался по-кантонски, после чего они принялись переругиваться, вставляя ругательства из своих диалектов невпопад, не понимали друг друга, так что и сердиться особо толку не было. Ма Сяомину надоело, и он ушел, со злостью хлопнув дверью.

Цянь Сяохун осталась одна, и грудь ее сердито вздымалась. Девушка тихонько ругалась: «Ах ты урод, крысиная утроба и куриные кишки57! Никчемный ты тип!» Она со злости несколько раз долбанула по стене ногой и пожалела, что позволила тогда Ма Сяомину тереться об себя. Надо было, как приличной девушке, влепить ему пощечину, а не давать тему для пересудов. Вот уж правда, как гласит пословица, хорошее намерение не вознаграждается. Немного успокоившись, Цянь Сяохун решила полистать книжку, чтобы она навеяла сон, и тут в дверь кто-то постучал.

– Чжу Дачан? – обрадовалась Цянь Сяохун, но когда открыла дверь, то очень испугалась, увидев на пороге не знакомую женщину, которая смотрела с мрачным видом, и выражение ее лица не сулило ничего хорошего.

Цянь Сяохун не успела и рта открыть, как незнакомка уже вошла. Сначала ее взгляд задержался на целых десять секунд на груди Цянь Сяохун, а потом она прошла дальше, осмотрелась, не произнося ни звука, словно полицейский при обыске места преступления.

– А вы кто? – Цянь Сяохун уже поняла, кто перед ней, но все же задала этот излишний вопрос.

– Я кто? А тебе Чжу Дачан не рассказал? Так же как и мне не рассказал, кто ты. – Лицо женщины было смуглым, в сердцах она коверкала путунхуа.

– Вы… неправильно поняли. Я скоро перееду в общежитие. А с братцем Чжу мы всего лишь друзья. – Цянь Сяохун не знала, как объяснить, чтобы гостья поняла.

– Только друзья? Ты думаешь, меня так легко обмануть? За дуру меня держишь? Если бы не Ма… Я бы так и оставалась в неведении! – Женщина задыхалась от злости, уперев руки в боки.

– Ма? Что Ма Сяомин сказал? Вот ведь подонок! Гад! – Цянь Сяохун хотелось броситься и вызвать Ма Сяомина из комнаты, для начала хорошенько вмазать ему, а потом серьезно поговорить.

– Не кривляйся! Я знаю, что ты та еще штучка, насквозь испорченная!

Женщина оглядела ее, как оглядывают скот, все так же уперев руки в боки, только под другим углом, словно собиралась испепелить Цянь Сяохун взглядом.

– Эй! Повежливее разговаривай со мной, ты все-таки преподавательница, а такая хамка! – Подобного обращения Цянь Сяохун при всем желании стерпеть не могла, поэтому начала давать отпор, ощетинившись, как еж.

– И что, что преподавательница? Преподавателям нельзя, что ли, посчитаться с такими дешевками, как ты? – Женщина заняла непримиримую позицию.

Внезапно Цянь Сяохун поняла, что эта баба не в себе, и чем дальше будешь отпираться, тем жарче она будет спорить, чтобы доказать, что она порядочная женщина, и продемонстрировать свою безупречность и непорочность. Цянь Сяохун разозлилась, высоко вскинула голову, выпятила грудь и презрительно усмехнулась:

– А чего ты хотела! Да, мы с Чжу Дачаном трахались!

Цянь Сяохун уперла руки в боки, а последние слова произнесла с издевкой. Женщина остолбенела, переменилась в лице, рухнула на кровать, а потом утробно зарыдала.

8

Вещей в дорожной сумке не прибавилось, но она вроде как стала тяжелее. Стоило выйти на улицу, как ощущение мимолетности бытия ударило в лицо, как ледяной ветер, словно подстерегало очень долго. Цянь Сяохун задрожала, в груди расползалась холодная печаль. Шторы были задернуты, за окнами еще не проснулись, и тепло от стужи отделяло лишь стекло. Цянь Сяохун скривила рот, но не плакала, свирепо сплюнула на землю и буркнула себе под нос:

– У меня тоже будет свое окно!

Цянь Сяохун съела чашку риса в маленьком кафе по соседству с фабрикой, бросила сумку в будке охраны. Только она успела пройти через турникет, как в животе заурчало, заболело, ужасно захотелось в туалет. В тот день Цянь Сяохун бегала в уборную с поносом десять раз. «Молниеносная» Плоскодонка разозлилась и сказала:

– По правилам во время каждой смены в туалет можно сходить не больше трех раз, а ты что себе позволяешь?! Слишком явно отлыниваешь от работы!

Плоскодонка говорила с ней, глядя сверху вниз, словно и правда куда-то там взлетела, и в ее голосе не было ни капли сочувствия.

– У Цянь Сяохун расстройство желудка, посмотрите, какая она бледная, – вступилась за Цянь Сяохун А-Цзюнь.

– Ах, расстройство! Ну давайте все засядем в туалетах, а работать кто будет? – напустилась на А-Цзюнь бригадирша, слегка повысив голос, поскольку тихим голосом всегда создавала обманчивое впечатление кротости.

Но Цянь Сяохун сомневалась, что Плоскодонка станет слишком уж бесчинствовать.

– Вы думаете, я хочу сидеть в туалете? Мне приятно что ли? Почему вы такая черствая? Вы ведь раньше были такой же, как мы? Почему так быстро превратились в пособника капиталистов? – отбрила Цянь Сяохун Плоскодонку.

Из-за поноса энергии почти не осталось, руками и ногами не пошевелить, даже сил в туалет бежать нету, поэтому Цянь Сяохун, замолчав, упала ничком прямо на рабочий стол. Плоскодонка не ожидала, что Цянь Сяохун окажется такой строптивой, она смутилась, а потом выпалила: