Сестрички

— Неважно. Что это за парень у Уэнди.

— Не знаю. Она только вчера его встретила. А что за девушка у тебя?

— За нее не беспокойся. В сущности, ей все равно — кто, где, с кем…

— Тогда она получит от жизни то, что заслуживает, — говорит Дженис, глядя на Виктора здоровым, ясным глазом и не глядя другим, больным.

Виктор засыпает. За ним и Дженис. А просыпается Виктор другим человеком. Он полон невероятного чувства покоя и облегчения, как человек, очнувшийся после дурного сна. Он смотрит по сторонам и видит знакомый реальный мир и прежде всего — Дженис. Они рядом. Виктор будит ее и они вместе спускаются по ложно-мраморной лестнице, идут по сумрачным коридорам через весь дом в кухню, выходят на хозяйственный двор, где за помойными ящиками Виктор находит многострадальную (одна перекладина уже сломана, морщится он) библиотечную стремянку и берет ее под мышку.

— Воруем потихоньку? — чуть виновато интересуется Дженис.

— Именно, — откликается Виктор.

Они идут вокруг всех построек к гаражу, где заперта машина. Виктор проникает сквозь маленькую дверь внутрь, открывает «вольво», достает одеяло и бережно заворачивает добычу. Затем садится за руль, включает двигатель и резко жмет на газ. Гаражные воротца — легкое препятствие. Как очень многое в доме миллионера Хэмиша, они сделаны из бросовых пластиковых панелей. Дженис усаживается рядом с Виктором, и они подкатывают к веранде. Французские окна открыты. За чайным столиком Уэнди. Виктор кивком подзывает ее. Она покорно забирается на заднее сиденье. За ней следует Ким. Направляется за ними и Джемма, но ее коляска через порожек французского окна проехать не может.

— Вам не удастся открыть ворота без моей помощи, — сообщает она.

Но Виктор уверен в себе. Рядом его семья; старинная лесенка в безопасности. Он направляет автомобиль прямо в ворота, и те распахиваются так же легко, как гаражные. Точно так же нежный — торт не способен сопротивляться острому ножу.

Эльза сидит, уронив голову на руки. Скоро к ней подплывает Джемма.

— Не тужи, Эльза, — говорит она. — Теперь я буду о тебе заботиться. У тебя ничего не осталось, сама посуди. Ни семьи, ни дома, ни работы. Даже одежды.

— Что говорить об этом…

— Вот видишь. Ты легка на подъем. Но и теряешь все легко. Все исчезло с Виктором. Ничего не осталось кроме воспоминания о любви. Что же, к такому концу приходим мы все, — говорит Джемма. Ее голос теряется в бескрайних просторах земной мудрости. — Ну съешь еще кусочек торта. Как все, однако, хорошо сложилось! Слава Богу, Элис ничего не испортила. А могла запросто. И какие отвратительные эти Рэмсботлы! Как отвратительно прошлое и его обитатели. Честное слово, не знаю, почему я продолжаю терзать себя воспоминаниями! Никто не ответит человеку на такой вопрос, а сам он и подавно.

Джемма начинает перебирать матушкино ожерелье.

— Как бы я хотела стать другой, Эльза, как бы хотела! — вздыхает она. — Но не знаю как.

И Джемма продолжает свой рассказ.

1966-й год.

Палец у Джеммы распух и побагровел. Кольца по-прежнему сидели намертво. Тем не менее, Джемма и Мэрион собрались на работу, покидав свое барахлишко в новомодные устрашающего вида пластиковые сумки. Джемма натянула перчатки, которые дала ей Мэрион особые медицинские перчатки, предназначенные для профилактики отеков, артритов и прочего кошмара.

До станции метро их подвез мистер Рэмсботл.

— Я все думал о вчерашнем разговоре, — по дороге сказал он. — Сдается мне, что не стоит Джемме вот так просто уезжать с мистером Фоксом. Можете считать меня старомодным, но к путешествиям и отдыху надо относиться с почтением. Какой смысл тащиться в какую-то дыру, когда можно роскошно провести время в Монте-Карло? На Средиземноморье столько райских уголков! Кстати, Джемма, ты можешь поехать с нами на Капри. Мы готовы даже заранее внести за тебя деньги.

— Вы очень любезны, — ответила Джемма со всей мыслимой благовоспитанностью, — но я не смею злоупотреблять вашей добротой.

Действительно, пристало ли Джемме, возлюбленной непревзойденного мистера Фокса, трястись по рядовому туристскому маршруту в окружении темных обывателей! Джемме, у которой на пальце кольцо императрицы Екатерины Великой! О другом кольце лучше не вспоминать. Ювелир снимет его. Джемма была уверена. Причем резать, конечно, нельзя. Это же произведение искусства, эротический символ работы самого Леона Фокса. Растянуть надо. Но не резать.

— Думаю, даже лучше оттяпать палец, чем появляться в офисе с этими кольцами, — высказалась Мэрион в тесноте вагона метро.

— Ничего, — отмахнулась Джемма. — В обед схожу к ювелиру. Мистер Фокс все равно спит допоздна. А от мистера Ферста я буду прятать руку.

Утро прошло спокойно. Джемма даже успокоилась немного.

Но, явившись в перерыв к ювелиру, она выяснила, что он собирается уходить. Как она ни умоляла его, он не сдавался. Сказал только, что вернется в пять тридцать, исключительно ради нее, заметьте, и все сделает. На кольца он, правда, взглянул, после чего его интерес к Джемме возрос.