Сестрёнки

Девушка обернулась. Светло-русая коса блеснула золотой лентой.

— Я прихожу сюда, чтобы черпать идеи, — ответила она.

— Вам известно, кто изображен на этой картине? — заинтересовался хранитель.

Описание находилось прямо у входа в зал.

— Это Станислава Крушевская, — спокойно сказала девушка. — Моя дальняя, можно сказать, прапрабабка. А точнее, кузина, — задумалась она. — Двоюродная прапрабабушка? Это сложно выразить словами, поскольку нас разделяет пятнадцать или, может, восемнадцать поколений… А я — Катаржина Крушевская.

Хранитель тоже представился.

— А может это лишь случайное совпадение фамилий? — предположил он.

— Сходится название деревни и герб, которым, как печатью, пользовались мои предки, — пояснила та. — Хабданк, как и она… Вообще-то, имеется несколько семейств Крушевских, но только одна с таким гербом… Из каталога следует, что портрет был написан в 1678 году.

— Правильно, — кивнул музейщик. — Художник, к сожалению, неизвестен, хотя у нас есть несколько предположений.

Девушка на портрете была темноволосая, а слегка выступающие скулы придавали ей немного восточный вид. На груди у нее был небольшой серебряный крестик, инкрустированный рубинами..

— А откуда известно, когда появилась эта картина? — спросила современница. — Я нашла сведения, будто бы Станиславу Крушевскую разыскивали в связи с убийством собственного мужа в 1609 году. Похоже, что благородный супруг продал ее некоему представителю национального меньшинства, занимавшемуся выгодными поставками молоденьких девушек в турецкие гаремы…

— Через несколько лет она вернулась из неволи и прирезала его как хряка, — дополнил хранитель с улыбкой. — Я предполагаю, что здесь лишь совпадение имен. Раз в 1609 ей было, скажем, около двадцати лет, то в момент написания картины ей должно было быть около девяноста. Что же касается датировки — сзади имеется год создания, написан он той же краской, что и перед картины… Опять же, покрой платья указывает на семидесятые годы XVII века. Может это ее внучка? Или кто-нибудь из другой линии рода? Герб сходится…

Светловолосая девушка рассеянно кивнула. Эту возможность она тщательно проверила по нескольким гербовникам. Существование последующей Станиславы Крушевской было отмечено лишь в XVIII веке…

— Что же, видимо пора закрывать галерею, — глянула она на часы.

— Действительно, — подтвердил сотрудник музея.

— Прошу прощения, я заняла ваше время.

— Мелочи, мне было чрезвычайно приятно.

Они распрощались, девушка ушла. Хранитель подошел к портрету. Пультом он отключил сигнализацию и перевернул портрет лицом к стене. Все сходилось. Дата была на своем месте.

— Любопытно, — буркнул он себе под нос.

₪ ₪ ₪

Глубокий купеческий подвал на краковском Рынке[4]. Стены помнят XVI век. На потемневших кирпичах до сих пор видны отпечатки пальцев людей, которые эти кирпичи лепили. Стены стоят себе и стоят, в то время как следы их строителей давно занесены песками времени. В подвале устроили пивную. Этим субботним вечером ее заполнили, скорее, необычные посетители. Где-то там, в городе, догасает конвент любителей фантастики.

А в подвале царят жупаны, кунтуши и делии[5]. Меховые шапки летят под самый потолок. Поблескивают гузы[6], из-за слуцких широких поясов живописно торчат кручицы[7]. Шляхта пьет. Шляхта рубит саблями свечи… Во главе стола сидит король Польский, с ним писарь — милсдарь Яцек Комуда[8], и его издатель в мундире шведского офицера. Пьют, стреляют из своих старинных пистолетов, что-то шумно обсуждают. Царит всеобщая радость.

Было здесь и несколько обычных клиентов, но при виде подобной банды «вооруженных и очень опасных» психов они тихонечко смылись в соседний подвал. Скатертью дорога, «сицилисты зачуханные», пивных у нас хватает…

Один лишь гость остался на своем месте за маленьким столиком у стены. Сидит, попивая пивко из трехлитровой кружки. На столешницу положил тетрадь, исписанную заметками и химическими уравнениями. Немногочисленные во всем мире эксперты, если бы окинули тетрадь взглядом, наверняка погрузились бы в недоумение. Мужчина одет в длинный коричневый плащ. Под шеей он носит плоеный воротник из шелка[9]. Седая борода ниспадает на грудь.

Сейчас он отложил авторучку «паркер» и с удовольствием приглядывается к разыгравшейся банде. Шляхтичи тоже поглядывают на него. Он не из их компании, тем не менее, одеждой соответствует гулянке. Интересно, почему? Может быть, ему тоже нравится, в старинном королевском городе, надеть, хотя бы на пару часиков, традиционную польскую одежду? Они не собираются ему мешать, а если старику захочется повеселиться с ними, сам подойдет…

Пожилой мужчина рад. Отвык он уже от подобных видов. Жестом узкой ладони подзывает официанта.

— Пиво для всех, — делает он заказ, отдавая шелестящую купюру.

Придворным поклоном благодарит за тост в свою честь. А затем вновь впадает в умиротворенную задумчивость.

₪ ₪ ₪