Сестрица

– Декламируйте так, словно жизнь Изабель зависит от каждого вашего слова, – добавил, подходя к ним, повар.

Шанс серьезно кивнул:

– Ведь так оно и есть.

Глава 83

– Октавия! Изабель! Просыпайтесь!

Изабель села, покачиваясь. Она еще не проснулась. «Кажется, меня кто-то звал?» – подумала она.

– Девушки, просыпайтесь! Разговор есть!

Это оказалась мадам Ле Бене. Изабель нашарила платье, натянула его через голову и, застегиваясь на ходу, заспешила к краю сеновала.

Мадам стояла у лестницы, руки в боки, и смотрела наверх.

– Приходи в дом, – сказала она сухо. – И мать приводи.

Изабель не двинулась с места и только моргала, глядя на лестницу.

– Чего ты ждешь? Вытащи из волос сено да пошевеливайся! – рявкнула мадам.

Повернувшись на каблуках, она зашагала прочь, и Изабель показалось, будто с каждым шагом хозяйка наступает прямо ей на сердце. Она запаниковала. Стала припоминать, чем они с Тави могли вызвать гнев хозяйки. Может, это из-за коней, которых она спасла с живодерни? Или из-за миски, которую разбила Тави? «Мадам собирается нас прогнать, – думала она. – Мы слишком часто ее сердили».

– Тави, Маман, проснитесь. Одевайтесь. Нас зовет мадам, – стала будить их Изабель, стараясь унять дрожь в голосе.

Одевшись, все трое спустились по лестнице с сеновала, вышли во двор и направились к дому. Подойдя к двери, Изабель пригладила волосы и только потом постучала.

– Входите! – крикнула мадам.

С колотящимся сердцем Изабель переступила порог, Тави и Маман – за ней.

Тетушка была уже за столом, расставляла чашки. Мадам снимала с треноги над очагом большущую медную сковороду. Подойдя с ней к столу, она стукнула по донышку тыльной стороной ладони, и со сковороды скользнул на тарелку пышный желтый омлет.

– Целый десяток яиц в него вбухала! – пожаловалась она. – А ведь этот десяток можно было продать.

– Ну, ну, Авара, – укорила ее Судьба.

На столе уже исходил ароматным паркóм кофейник с горячим черным кофе, рядом стояли кувшинчик с жирными сливками, тарелка с нарезанным хлебом, свежее масло и миска с клубничным вареньем. У Изабель, которая вместе с Тави и Маман жила последнее время лишь на черством хлебе и жидкой похлебке, свело желудок при виде таких яств. Оставалось только надеяться, что мадам даст им что-нибудь поесть, прежде чем выставит на улицу. Вид еды был для голодной девушки пыткой; она отвернулась от стола и стала разглядывать комнату, чтобы отвлечься.

Изабель всего пару раз бывала в доме мадам, и то недолго. Теперь у нее наконец появилось время оглядеться. Комната, в которой они находились сейчас, – тесная, с низким потолком – служила сразу и кухней, и гостиной. На серых каменных стенах не висело ни одной картинки, даже самой дешевой, по углам – ни одной вазочки с цветами, пол был голым: хозяйка не пыталась сделать комнату более приветливой и жилой. Изабель вдруг стало жалко Гуго, выросшего в этом суровом, неприветливом доме, при матери, от которой редко можно было услышать доброе словцо.

– Садитесь, – буркнула мадам, нетерпеливо ткнув деревянной ложкой в свободные места за столом.

Изабель и Тави испуганно переглянулись.

– Садиться? Куда, за стол? – спросила Изабель.

– В смысле, нам? – добавила Тави.

– А кому еще-то? – ответила мадам.

– Ну, вы просто сказали «садитесь», – резонно заметила Тави.

Мадам так стиснула свою деревянную ложку, точно хотела ее задушить. Тетушка, уже закончившая возиться с чашками, подвела троих женщин к столу.

Изабель не могла понять, что происходит. Неужели мадам решила оставить их у себя в доме? Или, наоборот, хочет выставить их троих на улицу, а чтобы совесть не мучила, сперва покормить? Но ей недолго оставалось гадать о причинах такого странного поведения хозяйки.

Когда все расселись вокруг стола, мадам пересчитала ломтики хлеба, отрезанные от большого пшеничного каравая.

– По целых два ломтя на каждого. По два! – сверкнула она глазами. – Тетушка, вы нас разорите.

– Авара, подавай, пожалуйста, завтрак, – сказала та, скрипнув зубами.

Мадам поджала губы и начала раскладывать омлет.

– Мне следует объяснить, почему мы позвали вас сюда, – начала между тем Тетушка, передавая хлеб. – Сегодня у нас праздничный завтрак. Как вам уже известно, мой покойный муж завещал небольшую сумму денег месье Ле Бене. А поскольку месье тоже почил, право распоряжаться деньгами осталось за мной. И я с удовольствием сообщаю, что приняла решение передать их ближайшему родственнику покойного, его сыну и наследнику, Гуго Ле Бене.

Гуго онемел. Выпучив глаза, то открывая, то закрывая рот, как вытащенная из воды рыба, он сидел, пока мать не дала ему пинка под столом.

– Спасибо, Тетушка! – выпалил он, после чего выдохнул и так резко откинулся назад на стуле, что едва не упал. Но мать метнула в него взгляд такой убийственной силы, что он тут же выпрямился, а ножки стула громыхнули о пол.

– Но это же замечательно! – кукарекнул он, хлопнув по столу ладонями. – Значит, теперь я могу…

Изабель еще никогда не видела его таким оживленным. И его мать, очевидно, тоже, поскольку неодобрение в ее взгляде быстро сменилось подозрением.

– Что ты можешь? – спросила она.