Сестромам. О тех, кто будет маяться

Старухин внук, двадцатипятилетний Ваня, тоже начинал закругляться, с телом и собственной молодой жизнью. Крупный, с большими сухими ладонями и бежевыми нечёсаными волосами, ногами-брёвнами и тяжёлым крупом – не мог ходить. Ваня не был инвалидом, но не поднимался почти никогда от компьютера – дома своей реальности. Пиксельный беженец, внук Ангелины Ивановны – не студент, не работник. Студень, застывший в своей форме-комнате. Мать выпила много валидолу, пытаясь вытащить его трудиться, учиться или хотя бы гулять. Ваня даже питался, только сосредоточенно глядя на экран. Видеоигры и порносайты заменяли ему обязательные мужские занятия. Старуха стучала в дверь, вносила, перебирая пол, тарелку с едой, Ваня успевал открыть окно с поисковиком на весь экран. Бабка-ангел ставила стряпню на стол, осторожно жала-гладила внучью макушку костяной рукой, молилась двухсекундно самодельной строкой о-приди-что-нибудь-да-открой-ему-жизнь и уходила восвояси.

Зять Ангелины Ивановны, Саша, – шут. Полнеющий, гуттаперчевый, лысеющий, туда-сюда скачущий. Шуткопроизводитель из всего подряд – чем сложней или серьёзней случались ситуации, тем пошлее и отчаянней из него вылезали прибаутки. Зять был взят из постороннего дома, уведён Ольгой от чужой жены лет двенадцать назад, когда дочь Ангелины Ивановны ещё не полусменила пол. Она так вцепилась в своего шута, что метила ему в королевы, но через пару лет Саше надоела такая власть и он начал подпольно кривляться с другими. Даже красивые, даже молодые и немного счастливые шли за ним. Саша-шут носил два достоинства: римский нос, сопровождаемый с боков пухлыми щёчками, и незаглушаемую, переполняющую его мужскую энергию. Он знал, что на местном рынке вялых самцов он – заводной и прибаутистый, в самом своём толстом и немолодом виде – всегда найдет женщину для потехи и даже чувства. Ольга давно перестала смеяться его шуткам и посвятила свою жизнь надзору – вечно принюхиваться, прислушиваться и приглядываться к мужу. Даже устроилась с ним в одну контору, что не мешало Саше ходить на четыре лева и отрицать всё в скандалах-кандалах. После пяти лет поздне-долгожданного брака дочь старухи сточилась в бесполую истеричку.

Саша по вызову чинил барахлящее электричество чаще всего одиноким или временно безмужним хозяйкам и налаживал его так, что у тех долго ещё било разрядами-воспоминаниями внизу живота. Зря Ольга из своего бухгалтерского отдела бежала к сластёнам-диспетчерам на цокольный приносить им дары. Цокали к чайнику и обратно, потом приторно выделяли из жировых складок обезболивающую сладость, врали в большое потное лицо дочери Ангелины Ивановны о передвижениях её мужа и времени, потраченном им на очередной адрес. Кто – из жалости, кто – из гадости, а некоторые сами уже были наэлектризованы.

Из всего выходило, что главное для Ольги – предотвратить мужнины измены, для Вани – сохранить свою неразрывность с компьютером, для Саши – приумножать свои прогулки на стороне. Для Ангелины Ивановны – важно только то, чтобы все были здоровы и накормлены. Она понимала, что вся её троица неправильно проводила земное время, но и повлиять на них не умела. Изредка не сдерживалась, говорила словами, какие могла вдеть в петельки предложений, но дочь сразу кидалась в ор, внук отключался, а зять прятался в глупой шутке. Для Ангелины Ивановны – военной девочки – чем дальше она старела, тем большим чудом казалось уже то, что все они – жили. Поэтому служила дочери, её сыну, зятю и своим восьми яблоням и этим была спокойна.

2.

Весна плясала свои лучшие танцы. Водила бёдрами, прикладывала гибкие пальцы к набухшим соскам, влажным ртом подпевала своему ритму. Природа и все её твари, включая людей, заворожённо повторяли за ней движения. Внук Ваня сидел взаперти с порносайтами, обливаясь всем, чем мог. Зять Саша в агонии брал город, двигаясь от электрической розетки номер один к электрической розетке номер два, обе располагались между женских ног. С первой вышел блаженный экспромт, насчёт второй он договорился заранее. Ольга мучилась ревностью и глотала острый дым в рабочей курилке. От смены сезонов у неё сохли губы и на щеках кожа.

Ангелину Ивановну весна волновала как дачная добродетельница, пора важных работ и виновница взлетающего давления. Старуха резала засохшие ветки секатором, взбираясь по деревянной стремянке на каждую из своих восьми яблонь. На шестой давление полезло в небо, голову закружило, стремянка зашаталась под ботинками, но Ангелина Ивановна успела схватиться за крепкую молодую ветку. Спустилась, отдохнула на перевёрнутом ведре, вспоминая себя. За две недели три приступа такого вальса в голове, не зря взяла талончик. Вновь осторожно вскарабкалась на стремянку, освободила от лишнего два оставшихся деревца. Медленно собрала мусорные ветки, сложила их в треснувшую бочку. Решила, что теперь уж достаточно поработала.