Сестромам. О тех, кто будет маяться

Днём, пока мало мимоходили, старуха вынула железяку изо рта – полегчало. Тут вошёл человек – не-жилец, Ангелина Ивановна приоткрыла рот, и мелкий гравий оравой высыпался на дежурный стол. Пропущенный не-жилец вызывал дух лифта, потом и сам лифт. Старуха собрала обронённые зубы в кулак, совсем растерявший жирафьи пятна. В зеркало туалета выли голые дёсны и не терпели даже мысли хозяйкиной о железной надстройке. Промычав желе фраз в жёлтую трубку, отпросилась у главной-по-подъезду. Дома уснула в лихорадке, не состряпав ночью по-обычному на завтра еду, не помыв за сегодня посуду, не потревожив никого с соседней иконы. Оля-оленька-оленёнок. А как же я-я-я-я-я-я-яблони, как же я-я-я-я-я-яблони?

Утром Ангелина Ивановна проснулась с полным ртом бело-молодых зубов.

6.

Главная-по-подъезду – Ольгин-близнец. Только шуба дороже и губы больше. Близкая по беде – крутящемуся-вертящемуся между женскими конечностями мужу. Книжки-печеньки-конфетки – все подношения для постепенной вербовки в шпионы обманутых жен. А мой – когда не мой? График-тетрадка в аккуратную линейку, когда кого приманил-привёл-использовал. И челюсть-то у вас новая-хорошая, под молодые, не то что тот железный капкан. Ангелина Ивановна поначалу отказывалась лезть в чужое, немало своего, потом дочкин-близнец содрал улыбку, показал не-свой фарфор-клыки и прорычал «уволю». Старухе некуда деваться – согласилась. Ольге-оленьке-оленёнку надо помогать. Главная-по-подъезду личным обходом жильцов собирала для старухи зарплату и всегда платила вовремя.

Дома каждый лежал толстым слоем на своей доске трёхчастной иконы. Ольга переходила на мужнину – на кухню – и любовалась им, запойным. Счастье на неё свалилось, когда его турнули: тут он весь её, безбабный, вялый и пьющий. Пусть остывший, но совсем свой. Мать-консьержку дочь восприняла как обязательно-должное. Сашу-зятя колола совесть, что старушка-тёща пошла служить, но он искупал шипастую в водке, и она прекратила. Ваня-ванюша-валенок трудоустройства бабушки не заметил. А старушечьих перемен вся семья из дочки, сына и зятя, не отца его, – вовсе не поймала. Привыкли – старуха при нас, и всё. Соседке любопытно: к вам родственница прибилась? – Ещё не хватало!

График-тетрадка сияла пустыми строчками. Муж главной-по-подъезду не водил. Ольгин-близнец злился и обвинял старуху в невнимательности, слепоте, профнепригодности. Ангелина Ивановна клялась, божилась, что вольный полинялый журналист, бойкий Лёня приходил иногда днём в свой элитный дом, но всегда один и здоровался. Главная-по-подъезду не верила, душила консьержку ежедневной верёвкой расспросов. Верила, что есть измена, и летали уже вокруг всякие нежные женские имена: Светлана, Вероника, Алина, Асенька… Но подтвердить не подтвердишь, проверить не проверишь, главная-по-подъезду была занятой – главной по чудной перепродающей фирме.

Работа Ангелины Ивановны обернулась в муку. Стражница кусала свои гладкие руки, боялась каждого входящего-исходящего, смотрела теперь телевизор и забывала протирать стекло-окошко и менять мёртвые лампочки в подъезде. Как же я-я-я-я-яблони, тут консьержкой на краю света – в элитной многоэтажке. Ангелина Ивановна перестала ангелить – терпеть и понимать, – как всю жизнь делала. Настроение сделалось гулящим и непостоянным. Отчитала дочку, что та разбросала глаженую одежду. В раннем материнстве такого не делала. Ольга смолчала-испугалась, зять перевернулся на диване, а Ваня приоторвался от экрана. Сказать им всем, кто они на самом деле?! Жалко.

То старуху зажимал страх, то размаривала радость. Без причины, без повода. Пот капал с неё водой от любой беспокойной мысли-мышки. На трёхчастной думали, что это нервное стражничество. Но даже главной-по-подъезду не по силам и сумасшествию – Ангелину Ивановну вот так. Одним утром старуха проснулась над кровавой простынью. Застирала, себя подмыла. Долго читала про дочкины тампоны, там у старухи такого никогда ещё не было. Не одобрила, взяла прокладки – на полу уже четыре кровавые капли. Помылась снова, вытерла себя и пол, прикрепила прокладку к трусам и пошла на работу. В змеиные семь все ещё спали на досках, а уже солнце белило двор.

Сразу вцепился Ольгин-близнец. Бросила на стол за месяц. С кем и когда мой не мой? – потребовала главная-по-подъезду. Может, он не виновный? – высказала Ангелина Ивановна. И тут главная-по-подъезду принюхалась, почуяла, что стражница-то не так уже стара, – и поняла, что это С НЕЙ у Лёни главный роман. Стерва-ты-стерва, змеюка подстекольная! Ангелина Ивановна встала, самоуволилась, забрала деньги – и на дачу.