Сестромам. О тех, кто будет маяться

Выйду я, раба Божия, на край света ранним утром. Покрошу я краюшку хлеба Божьим птицам. Воробьи сбегутся, милые, зачирикают. Зажгу сигарету. Буду алым ртом вдыхать дым горький и тягучий, поддерживать жизнь-горение. Гори-гори, пламенем острым точи, поджигай! Воробьи-воробьи желтоглазые! Поделитесь пёрышком, подпалю я пёрышко, подожгу, вам верну. Летите, верные, повыше, чем бываете, передайте пёрышко братьям вашим по крови и братьям вашим по небу – пусть летят, найдут его, человека моего. Две ноги, две руки, одно сердце, один живот. Пусть донесут ему пёрышко горящее, а в нём образ мой светлоликий, светловласый. Пусть выклюют сердце человеку моему, разобьют сердце, милому. Пёрышко горящее – в нём светлоликий-светловласый образ мой – положите в сердце человеку моему и зашейте нитями паучьими. Чтобы обо мне оно заболело, чтобы любовь его ко мне разгоралась в сердце человека моего. Закурю вторую. Покрошу краюшку другую. Буду алым ртом вдыхать-выдыхать дым горький и тягучий, поддерживать жизнь-горение. Гори-гори, пламенем острым сердце человеку моему точи, поджигай! Голуби-голуби – серогрудые! Подпалю и ваше пёрышко сигаретой, одолжите! Передайте его братьям вашим дальним, ширококрылым: пусть отнесут его человеку моему, расклюют живот его низко, положат туда пёрышко горящее с устами моими, ладонями моими, персями моими. Чтобы обо мне горел живот его, чтобы страсть ко мне зародилась и не потухала у человека моего. Закурю и третью. В рукаве найду, покрошу краюшку ещё одну. Буду алым ртом вдыхать-выдыхать дым горький и тягучий, поддерживать жизнь-горение. Гори-гори, пламенем-языками низ-живот человеку моему поджигай! Вороны-вороны – чернопёрые! И вы отдайте мне перо своё острое – подожгу, вам ворочу. Одного мало мне будет – давайте с каждого по одному! Вас десять, и перьев – десять! Мало мне перьев, давайте все крылья ваши! Вас десять – крыльев двадцать! Курю – вдыхаю – крылья ваши поджигаю! Летите сами прямиком к человеку моему! Камнем падайте – не троньте человека моего, чтоб целёхонький мне достался, а всё вокруг него жгите. Чтоб ни души, никакого дела не осталось подле него. Гори-гори, подругу, ребёнка, друга прогони от человека моего. Гори-гори, мысли лишние, ненужные задымляй у человека моего. Чтоб ко мне только его страсть горела. Чтоб для меня только его жизнь горела! Аминь!

16.

Саша проснулась. На кухне пела посудой и пахла едой Муми-мама. Саша понадеялась, что это Евгеньев. Приподнялась, осмотрелась, оказалась в пижаме. На кровать сел Саша в фартуке, осторожно подложил жене две подушки под спину, Саша подвинулась и облокотилась. Накатила тоска. Откуда ни возьмись, появилась дымящаяся кастрюлька, оттуда же ложка, Саша молча зачерпнул и поднес бульон к лицу жены. Саша укусила себя за губу и открыла рот. Саша аккуратно принялся кормить её куриным супом. За меня, за себя, за папу, за маму, за дедушку, даже за человека твоего. Вчера Саша ждал поезда на Площади революции и заметил сидящую с книгой девушку. Среди прочих студентка отличалась неприличной женственностью. На открытой юносоветской щиколотке её, прямо над застёжкой, ползла родинка… Дефект материала или скульптор пошутил. Мимо прошла нестарая женщина с прыгающим в тоску лицом, чуть заметно дотронулась до мыса девушкиной туфли и тут же скользнула ладонью по Сашиному бедру. Дальше рукастая втиснулась в упорную толпу и скрылась за челюстями дверей. Вагоны принялись убегать, а Саша вдруг вспомнил все Сашины родинки, по которым раньше – впрочем, теперь опять – мог составить атлас: карта Москвы прямо на макушке справа, наглая жаба-бородавка на лбу слева, карие губы-усмешка на шее, два рыжих запутанных созвездия на левой лопатке, йодная посыпка на плечах, красное лицо девы над прививкой с торчащим волосом-усом, одна шоколадная капля, затёкшая на дно пупка-колодца, и та самая, совсем тайная, запятая в привычке.

Саша прислонился к студентке и тоже схватил её за туфлю, чтобы не повалиться на пол. Были родинки, куда делись? Расползлись улики-улитки, неужели – правда? Саша перебежал вброд на другую сторону платформы и приехал домой. Пока мыл Сашу, одевал, укутывал, понял, что родинки тоже вернулись, но не из-за него. Суп кончился, Саша отложил кастрюлю, поднял одеяло, снял с Саши штаны с глупыми коровами и уткнулся носом. Тело Сашино шуршало, Саша слышал её лишь вполовину, второе ухо выключил отит. Когда Саша дёрнулась и застыла, Саша оторвал лицо и увидел на привычке родинку. Вечером Саша проснулась. Саша спал рядом одетый. Она перелезла через ноги мужа и взяла в руки свой ноут. Открыла ВКонтакте. Евгеньев попросил там её дружбы.

12.5.