Сестры

— Какие тут могут быть сомнения! Сестры должны жить вместе! — убеждала Надежда Антоновна. — Жене нужна семья. Конечно, она девочка серьезная, но ведь она все-таки совсем еще ребенок. Ее надо воспитывать, растить, заботиться о ней, как может заботиться только мать, только женщина!

— Это верно, — мягко сказал майор, — но ведь она ко мне привязалась, как к родному. А подумайте, каково мне расставаться с ней!

И ему представилась землянка. На койке лежит девочка с обмороженными ногами и тихо стонет. Он берет ее на руки. Он нянчит, баюкает ее, точно совсем крошечного ребенка:

«Потерпи немножко, поправишься! Совсем поправишься! А сейчас, хочешь, я тебе сказку расскажу?»

И сколько было рассказано веселых, забавных сказок в те тревожные, партизанские ночи…

Да разве эта девочка не стала ему родной дочерью!..

— А я все думал: демобилизуюсь — возьму Женю к себе!

Антонина Степановна кивнула головой, понимающе с сочувствием глядя на майора.

— А в общем… — Дядя Саша поднялся со стула, резко, на каблуках, повернулся и твердо сказал: — В общем, пускай Женя сама решает!

— Правильно, — мягко произнесла Тамара Петровна, — пусть Женя сама решает. И мне кажется, нам не надо ее торопить. Мы еще все как следует обсудим, а сейчас, — Тамара Петровна поднялась, — прошу в зал!

Все пошли за ней.

Едва они вошли в зал, как к Тамаре Петровне подбежала взволнованная, запыхавшаяся вожатая:

— Наконец-то! Тамара Петровна, начинаем! — И скомандовала: — Всей дружине построиться!

Пионеры начали строиться. Поправляя галстук, Женя побежала к своему отряду, оглядываясь на Зину и Нину, которые вместе рассматривали картинки в книжке про китов. Эту книжку Нине привез дядя Саша.

Свет погас. Синий занавес раздвинулся. На сцене вспыхнул костер. Огненная змейка скользнула по серым сучьям, а потом взвилась золотисто-красными языками. Ветер раздувал их. И они разгорались все ярче. Багровые отблески заиграли на белых стенах зала, на бархатных складках занавеса.

Пламя костра осветило сосредоточенные лица пионерок и Шуру, которая стояла с высоко поднятой рукой и отдавала рапорт вожатой.

Все смотрели на сцену, на пионерок. Тамара Петровна тоже смотрела на девочек, на начальника штаба дружины Шуру Трушину. Нет, она не ошиблась, так много доверив этой скромной, с виду незаметной девочке.

Тамара Петровна посмотрела на вдруг притихшую, ставшую серьезной и торжественной Женю. А как она теперь сдружилась с Шурой! Да и с другими девочками она по-настоящему сблизилась именно теперь. Вот когда Женя действительно вошла в коллектив! И вдруг она — уйдет…

Да нет, это невозможно! Тамаре Петровне даже трудно представить себе свой дом без Жени. А Женя? Да как же сама-то Женя расстанется с девочками? Нет, не может этого быть!

— Рапорт сдан!

— Рапорт принят!

Пионерки полукругом уселись на сцене. Женя заметила, как кто-то замахал ей из зала. Это была Зина. Женя прыгнула в зал и втиснулась на краешек стула между Зиной и Надеждой Антоновной.

На сцену вдруг ворвались лучи — золотые, белые, сиреневые, зеленые. В зале стало слышно жужжанье прожектора. Вот ослепительно яркий сноп лучей пробежал по залу и остановился в первом ряду. И все пионерки, сидевшие на сцене, и зрители, заполнившие зал, невольно повернулись в ту сторону.

Они увидели важно восседавшую Антонину Степановну. Дядя Саша что-то объяснял ей и другой своей соседке — Надежде Антоновне. Кольцова слушала майора и тихонько приговаривала: «Да-да…» и поправляла растрепавшиеся Женины косички. На трех стульях, поддерживая друг друга, сидели довольные, смеющиеся Женя, Зина, Нина и Витя.

Зал снова погрузился в полумрак. И Женя, глядя на алое пламя костра, на знамя дружины, на таких дорогих и близких ей девочек, сидевших на сцене, глядя на еще более, чем всегда, взволнованную, добрую, ласковую Ксению Григорьевну, на тетю Дашу, на толстую, сияющую повариху тетю Олю, думала: «Как же уйти отсюда? Ведь это мой дом, здесь все родное!» И этот светлый, просторный зал, где девочки вечерами столько раз сиживали в обнимку на ковре и слушали рассказы Тамары Петровны о прошлом, о жизни, о будущем…

А пионерская комната, где в уголке за пианино они с Шурой только вчера поверяли друг другу самые сокровенные тайны! И ведь они решили, что подружились навсегда, на всю жизнь!

А библиотека! Пускай она маленькая, но зато она своя, родная. Женя знала каждую книгу на белых, некрашеных полках, помнила каждую картинку. А сколько хороших, горячих споров разгоралось этих полок!

А кастелянная, где белеют аккуратные столбики чистого, отглаженного белья и слышится добродушная воркотня тети Даши!

А сад, где они занимались с Лидой, играют с Ниной! Нина… Да ведь это тоже ее сестра, самая настоящая, самая родная! Нет, она ее никогда не оставит!

И Женя обернулась к Тамаре Петровне.

— Как же мне быть? — сказала она шопотом. — Я не знаю… И здесь мне хорошо, и с Зиной будет хорошо, и с дядей Сашей… — Не отчаянием добавила: — Со всеми мне будет хорошо!

Тамара Петровна тихонько засмеялась и рукой сжала ее плечо:

— Значит, все будет хорошо! Не беспокойся, не торопись. Будешь там, где захочется.