Сестры-близнецы, или Суд чести

Палата была крошечной по размеру, единственное окно с решеткой выходило в сад. Алекса лежала в ночной сорочке и халатике на кровати и вздрогнула от страха, когда дверь в палату открылась. При слабом свете газовой лампы ее взгляд переходил от врача к медсестре и остановился наконец на Николасе. Хмурое выражение на ее лице сменилось восторженной радостью.

— Ах, Ники, — воскликнула она. — Где же ты пропадал так долго?

Шагнув всего один раз, он оказался у кровати и обнял ее. Она прижалась к нему, и он с ужасом обнаружил, что она очень похудела. Он держал ее на руках. Прошлое исчезло. Это была женщина, которую он любил больше всего на свете, его единственная женщина. У него чуть не сорвалось с языка ее имя, но врач предупредил его, что не следует произносить этого имени. Назвать же ее Беатой он просто не мог.

Она высвободилась из его объятий и села на край кровати.

— Где мои вещи? — Она растерянно посмотрела вокруг. — Где мои платья? Я же не могу пойти с тобой в таком виде?

Николас посмотрел на врача, спрашивая совета. На его взгляд, Алекса казалась совершенно нормальной, только слабой физически. Он засомневался в диагнозе, согласно которому Алекса была психически больной, а вид этой нежной фигурки глубоко трогал его.

— Я не могу тебя взять с собой, во всяком случае, сейчас не могу.

Она с паническим ужасом воскликнула:

— Ох, Ники, не оставляй меня здесь, пожалуйста, Ники, я прошу тебя! Сегодня утром меня отвели в комнату, где какие-то мужчины расспрашивали меня, они делали вид, что они врачи, но это наверняка были полицейские. Со мной обращаются здесь как с преступницей или как с сумасшедшей. Конечно, я плакала и кричала, но только потому, что ужасно боялась. Я не сумасшедшая, только страшно устала и боюсь.

Он чувствовал свою жалкую беспомощность.

— Я вернусь и заберу тебя, — клялся он. — Но будь терпелива. Ты сейчас больна, и врачи настаивают, чтобы ты какое-то время побыла еще здесь, пока не выздоровеешь.

— Но почему именно здесь? Мне здесь ужасно не нравится. Я не больна. Не верь им, ты должен мне верить. Я же тебя никогда не обманывала, ведь правда?

— Да, это правда. — Что еще он мог бы сказать?

К нему подошел врач.

— Вам нужно уходить, господин капитан. До сих пор все шло хорошо. Но персонал строго предупрежден прокуратурой, что нельзя разрешать никаких посещений.

Стоя на коленях на краю кровати, Алекса обхватила Николаса за шею.

— Не слушай его, Ники, пожалуйста, побудь со мной. Ты никогда не оставлял меня в беде, не покидай же меня теперь, когда ты мне нужен, как никогда.

— Я скоро вернусь, я обещаю тебе, — сказал он, хорошо понимая, что не сможет сдержать свое обещание. Полный тоски, он поднял ее лицо и поцеловал в губы, щеки и глаза.

Она почувствовала неотвратимость этого расставания и попыталась снова удержать его.

— Я тебя больше никогда не увижу. Это ведь так, правда, Ники?

Врач стоял уже в дверях.

— Мы должны поторопиться, господин капитан.

Николас в последний раз взглянул на Алексу, пытаясь ее утешить, и вышел вслед за врачом. Ему удалось удержать себя в руках.

— Мне показалось, что она в полном рассудке. Во всяком случае, меня она узнала моментально.

— У таких пациентов это всегда так — нормальное состояние перемежается с состоянием полной путаницы в сознании. Об этом заболевании мы знаем совсем немного, иногда мне кажется, что вообще ничего.

— Она сможет выздороветь?

— Возможно. Но не думаете ли вы, что для нее лучше оставаться здесь?

Николас понимал, что врач имел в виду. Клиника Шаритэ или какая-то другая лечебница была в любом случае предпочтительней пожизненного заключения. Советник юстиции Венграф намекал, хотя вслух и не говорил, что, если вина Алексы будет доказана, речь может пойти и о смертной казни, и эта мысль не выходила у Николаса из головы. Следствие только началось, и еще не было твердо установлено, в какой степени она была вовлечена в это преступление.

Уходя, он хотел попрощаться с врачом, но молодой человек сказал:

— Прекрасный вечер, наверное последний этим летом. Я провожу вас до ворот. У меня смена начинается в восемь, так что пара минут еще есть. — Он тихо засмеялся. — Мы тоже узники этого заведения, хотя и в белых халатах.

Они прошли мимо нескольких зданий, когда врач показал на одно из окон на втором этаже.

— Видите там свет наверху? Там лежит князь Ойленбург. Он здесь с начала мая. Не могу понять, почему этого несчастного человека не отпускают. Он настолько болен, что даже участвовать в процессе не может, и у меня такое чувство, что его хотят до конца жизни запереть в этой палате.

Осознание того, что и на других, тяжело страдающих людей могут обрушиваться кары, заставило Николаса на мгновение остановиться. Он почувствовал острое сострадание к беспомощному старику.

— Я был близко знаком с князем, — сказал Николас. — Он был всегда так добр ко мне. Я завтра уезжаю и, видимо, никогда сюда не вернусь. Не могли бы вы помочь мне попрощаться с ним? Буквально на несколько минут.