По-видимому, в первых числах сентября 1835 года Пушкины и Гончаровы вернулись в Петербург, а 7 сентября Пушкин уже уехал в Михайловское с намерением провести там три месяца. Однако на этот раз и любимая им осенняя пора не располагала к работе. Не было нужного поэту душевного спокойствия. Мысли о семье, неустроенности жизни, о тяжелом материальном положении не давали ему возможности работать. «…Такой бесплодной осени отроду мне не выдавалось. Пишу, через пень колоду валю. Для вдохновения нужно сердечное спокойствие, а я совсем не спокоен», – пишет Пушкин Плетневу 11 октября. В половине октября вызванный в Петербург в связи с ухудшением здоровья матери, он вынужден был вернуться в столицу. В письме от 1 ноября Екатерина Николаевна говорит, что зима для Пушкиных будет нелегкой, сетует на легкомыслие матери, не желающей им помогать, но все это не задевает ее чувств, она гораздо больше заинтересована предстоящей «блистательной зимой».
Письма сестер за период осень 1835 года и зима 1836 года отличаются от предшествующих прежде всего тем, что они уже меньше жалуются на скуку. Они «довольно часто танцуют», каждую неделю катаются верхом в манеже.
«…Ну, Нина, посмотрела бы ты на нас, так глазам не поверила, – пишет Екатерина Николаевна 4 декабря 1835 года гувернантке Нине, – так мы теперь часто бываем в большом свете, так кружимся в вихре развлечений, что голова кругом идет, ни одного вечера дома не сидим. Однако мы еще очень благоразумны, никогда не позволяем себе больше трех балов в неделю, а обычно – два. А здесь дают балы решительно каждый день, и ты видишь, что если бы мы хотели, мы могли бы это делать, но право, это очень утомительно и скучно, потому что если нет какой-нибудь личной заинтересованности, нет ничего более пошлого, чем бал. Поэтому я несравненно больше люблю наше интимное общество у Вяземских или Карамзиных, так как если мы не на балу или в театре, мы отправляемся в один из этих домов и никогда не возвращаемся раньше часу, и привычка бодрствовать ночью так сильна, что ложиться в 11 часов – вещь совершенно невозможная, просто не успеешь. Не правда ли, как это странно? А помнишь, на Заводе – как только наступало 9 часов – велишь принести свою лампу[34], тогда как теперь это тот час, когда мы идем одеваться. Вот совершенно точное описание нашего времяпрепровождения, что ты на это скажешь? Толку мало, так как мужчины, которые за нами ухаживают, не годятся в мужья: либо молоды, либо стары».
С семьей Карамзиных Пушкина связывала давняя дружба, еще с лицейских времен, и дом Карамзиных был для него, пожалуй, одним из самых приятных в Петербурге.
В одном из писем Екатерина Николаевна пишет, что «говорильные» вечера в светских гостиных им кажутся скучными. У Карамзиных же бывать они любили. Вероятно, их привлекали и содержательные, интересные беседы, которые там велись, но главным образом, конечно, возможность в интимной обстановке встречаться с ухаживавшими за ними мужчинами. У Карамзиных постоянно бывал и Дантес, и поэтому Екатерина, несомненно, стремилась как можно чаще посещать этот дом.
Однако и эта зима не увенчала успехом чаяния сестер: женихов не было.
На лето 1836 года Пушкины и Гончаровы сняли дачу на Каменном острове. Еще в январе Пушкин получил разрешение на издание литературного журнала. Таким образом он оказался вынужденным летом жить в Петербурге или вблизи него в связи со своими издательскими делами.
На этот раз дача состояла из двух небольших домов, стоявших на одном участке. Очевидно, стремясь иметь спокойную обстановку для работы, Пушкин снял для себя и Натальи Николаевны отдельный дом, а дети, вероятно, жили вместе с сестрами Гончаровыми во втором доме. Возможно, что находившийся на этом же участке маленький флигель занимала Е. И. Загряжская; во всяком случае, она жила где-то недалеко, судя по письмам Пушкина и сестер1819.
Вернувшись из Михайловского с похорон матери, Пушкин в последних числах апреля выехал срочно по издательским делам в Москву. Наталья Николаевна переезжала с сестрами на дачу без него. Она была на сносях. 23 мая вечером она родила дочь Наталью. После родов Наталья Николаевна долго не могла поправиться и целый месяц не выходила из комнаты. Таким образом, сестры были предоставлены сами себе. Пользуясь относительной свободой на даче, они участвовали во многих увеселительных прогулках.