Сестры Ингерд

Небольшая прямоугольная комната без окна, что-то вроде прихожей. Темно и свет идут из арочного проема в другую комнату. Здоровяк, который вышел нас встречать с фонарем, тот самый Густав, как выяснилось, довольно сильно прихрамывает. Меня удивило, что Рольф обнялся со слугой, как со старым другом. Они говорили, чуть перебивая друг друга, и из этой бессвязной речи я поняла следующее: Густав был ранен на поле боя и отправлен домой вместе с прочими покалеченными. К тому времени земли барон уже были свободны от захватчиков, но у Густава дом сгорел, а баронский был разорен почти полностью.

-- Даже худой деревяшки, ваша милость, не осталось. Все в печах пожгли ироды. Только в родителев спальне мебель уцелела, та, вашсветлость, что дубовая. Оно б, может, и ее поганцы попалили, да сказывают, там какой-то офицеришка жил. Ну, я что смог, починил, где смог, прибрался да мусор вынес. А так, – здоровяк развел лапищами в стороны, – не обессудьте. Не ждал я сегодня никого. Вы бы, ваша светлость, хучь бы гонца прислали, – укоризненно добавил он.

-- Брось, Густав, какого гонца и к кому отправлять? Я знать не знал, что ты здесь. Просто надеялся, что сержант найдет кого-то из старых слуг.

-- Ежли не погоните, туточки и останусь. Старуха моя с мамашей своей, моей, стало быть, тещей, меня не дождались. Соседи сказывают, что конька запрягли, телегу добра навалили, да и подались к столице поближе. Завсегда она недовольна была здешними местами. Эта мамка ее пришлая сманила, не иначе.

Весь этот сумбурный разговор происходил, пока мы раздевались, и Рольф развешивал на гнутых кованых крючках нашу одежду. Тяжелую деревянную дверь заложили изнутри массивным засовом, и Густав, посторонившись, пропустил нас на кухню.

Помещение выглядело даже больше, чем я могла ожидать. Конечно, набор существующей посуды был весьма жалким. Да и большая часть ее стояла пустой. Но когда-то эта кухня была по-своему очень симпатичной. В стену, идущую в соседнюю комнату, был встроен небольшой камин, где над огнем дымила и пригорала каша.

-- Ах ты ж Господи! Совсем я о ней забыл!

Густав поставил фонарь на полуразломанный стол: вместо одной из ножек столешницу подпирал массивный кусок ствола. Схватил грязную засаленную тряпку и, обжигая пальцы, выхватил месиво из огня. От резкого движения крышка свалилась на каменный пол, жалобно брякнув. А серая масса щедро плеснула через край и грязными потеками украсила прокопченный бок котелка.

Больше всего в кухне мне понравилось огромная плита, в которую вмурован был котел. Сейчас пустой, наполовину заваленный дровами, он явно предназначался для того, чтобы можно было нагреть много воды.

-- От, ваша милость… – растерянно протянул котелок с подгоревшей кашей Густав. -- Оно точно, что малость подгорела… А только другого все равно ничего нет.

-- Брось эту гадость, – поморщился Рольф. – Мы кур с собой привезли, вот завтра им и вывалишь с утра. Найдем мы сейчас, чем перекусить с дороги. Давай в холл выйдем, посвети мне.

Они вернулись буквально через минуту. Рольф тащил большую корзину с крышкой, где лежали остатки дорожных припасов. Я все еще несколько растерянно стояла столбом посреди кухни, не слишком понимая, куда можно сесть: один единственный стул с красивой резной спинкой был просто приколочен к толстому полену, поставленному вертикально и служившему ему единственной ножкой.

Рольф водрузил корзину на стол и сноровисто начал доставать остатки продуктов: вареные яйца, завернутый в холстину подмерзший каравай хлеба, тряпочку с солью и солидный кусок сала, которое купили на предыдущем месте ночлега. Никаких особых деликатесов или пирожков от графини Паткуль у нас давно уже не было. Немного подумав, я забрала у мужа нож, точнее довольно острый кинжал, который он носил на поясе, и сказала:

-- Я сама все нарежу, а ты лучше придумай, на чем мы будем сидеть. И еще хорошо бы найти чистый котелок. Я бы сделала на ночь горячий взвар. У меня в домике, там на столе глиняная коробочка с крышкой, а в ней мед. Принеси, пожалуйста.

Хлеб я несколько минут подержала над огнем, тонкими ломтиками напластала сало. Плюнув на предполагаемую ночь любви, очистила полголовки ядреного чеснока и крупными кольцами порубила последнюю луковицу. Все это аккуратно выложила на куске тряпки, в которой везли сало. Тарелок все равно не было. Точнее, где-то там, в багаже, хранились купленные мной миски и чугунки. Но рыться сейчас, ночью, впотьмах, смысла не было. Главное — плотно закусить и придумать, где и как мы будем ночевать.

-- Давай за стол, Густав.

-- Да ить как бы и не к месту я... ежли с господами за столом... -- коротко глянув на меня смущено пробасил здоровяк.

-- Садись. Сегодня -- по-простому. Как в походе ели из одного котелка, помнишь? Ну, вот и усвтаивайся. -- приказал мой муж.