-- Зовите меня просто Бруной, госпожа баронесса. Какая же из меня Бруннхилд? Бруннхилд — это для купеческой дочери подойдет, а мне и Бруна сгодится.
Женщина она была работящая, не ленивая, и кроме стирки белья, на нее еще повесили мытье полов и лестниц. Отличалась она добрым нравом и прекрасным аппетитом: за столом ела наравне с Густавом. Жить перебралась в одну из клетушек для слуг, принеся с собой и собственный чистый тюфяк, и добротное лоскутное одеяло, и даже довольно большую подушку. Весьма хозяйственная оказалась особа. А уж когда я пообещала не просто предоставить кров и еду, а еще и небольшую плату, то старания ее, мне кажется, прямо удвоились.
Сусанне я не просто заплатила, что обещали, но и добавила половину суммы, пояснив:
-- Твоя Эмма много работает. Так что эта часть – ее зарплата.
На глаза Сусанны навернусь слезы, которые она торопливо утирала краешком передника:
-- Благослови вас Господь, госпожа баронесса… благослови вас Господь…
От этих благодарностей я чувствовал себя несколько неловко. Мое дворянство в этом мире – всего лишь выигрыш в лотерею, а не какое-то врожденное качество. Это была еще одна из причин, почему я хотела иметь собственные деньги. Мне казалось неправильным пользоваться трудом людей, ничего им не платя. Даже Густав, получивший из моих рук деньги, был не прост растроган, а искренне удивлен. Более того, он, как преданный Рольфу человек, пошел уточнять у моего мужа, а не делаю ли я глупости за спиной у барона.
Муж мой, кстати, к идее платить слугам отнесся весьма прохладно. Даже немного поворчал. Но в целом после разговора согласился, что так правильнее. Думаю, его просто слегка мучила совесть, что он не может платить сам.
Я часто сидела рядом с ним по вечерам, глядя, как он ведет подсчеты, растягивая оставшиеся крошечные средства и пытаясь одновременно заткнуть несколько дыр в хозяйстве. Я видела, сколько времени он проводил на той самой мельнице, которую ремонтировали. Я видела, сколько средств ушло на то, чтобы восстановить сгоревший мост и дать возможность крестьянам возить свою продукцию в город. Я даже знаю, во то обошелся ремонт другого каменного мостика.
И я прекрасно понимала, что он тратить все подчистую, не оставляя ничего для себя. Только неприкосновенный запас в пятнадцать золотых – половина суммы королевского годового налога никогда не подвергалась опасности быть потраченной.
-- Если год будет неурожайный, и я не смогу собрать достаточную сумму, то, поверь, Олюшка договариваться об отсрочке долга еще на год будет проще, если заплатим хотя бы половину.
-- Рольф, а что будет, если ты вообще не сможешь платить?
Муж кривовато усмехнулся и ответил:
-- Если я разорю свои земли окончательно и несколько лет не буду вносить налоги, земли заберут. Я по-прежнему останусь бароном Рольфом Нордманом, но стану безземельным. Поверь, Олюшка, это совсем не то, что я желал бы для своей семьи. Жизнь дворян без собственного надела весьма тяжела и скудна.
***
В месяце аугустоне, примерно в середине, прибыл гонец от графа Паткуля и привез письмо для Рольфа. Также было послание и для меня: записка от графини Жанны.
Новости были замечательные. Моя сестра Ангела родила крепких и здоровых близнецов! К восторгу графа и свекрови, старшим, как и положено, родился мальчик и наследник, а следом девочка. Роды прошли достаточно хорошо. Молодая графиня чувствует себя прекрасно. И через неделю ей разрешат покинуть кровать. Детишкам же наняли двух кормилиц и няньку.
Дальше в записке от графини шли восторги по поводу того, какие восхитительно умные, красивые и талантливые у нее внуки, а также сообщение о том, что детей уже окрестили. Мальчика назвали Хельмут, а девочку – Аделина. Я умильно улыбалась, читая воодушевленные строки госпожи Жанны. Вот уж кто счастлив сейчас, получив долгожданных внуков.
Глава 47
Летний сезон с Рольфом мы провели на «даче». Спать в башне, где сушились пропитанные льняным маслом заготовки для шкатулок, было решительно невозможно. Ночевать в комнатах для прислуги не хотел Рольф. Во-первых, это существенно ограничивало нашу “ночную свободу”, а во-вторых, по его мнению, спать рядом с прислугой можно только в каком-то крайнем случае. Так что он мне и подал идею:
-- Олюшка, пройдись по сараям. Это будет значительно лучше, чем ночлег с прислугой по соседству, – он чмокнул меня в нос и пообещал: – Как только дела наладятся, я обязательно поставлю в саду беседку. Раньше она там и была. Летом я всегда перебирался на свежий воздух. Ночью ко мне прибегал Санчес, сын нашего сенешаля. Иногда мы сбегали на ночную рыбалку, иногда просто рассказывали страшные истории… – немного мечтательно вспоминал он.
До этой поры хозпостройки во дворе не привлекали моего внимания совсем. Там содержались кони, куры. Там же находилась и купленная Рольфом корова, которую весьма умело доил Густав. Корову я побаивалась, поэтому сама в ту сторону никогда не ходила. Однако сейчас особого выбора у меня не было.