— Дело-то пустяковое, — сказал Тони, — молодой Шорт прав. Под таким обстрелом никто не выживет. Как думаешь, что мы там увидим — что все гансы убиты или, того лучше, удрали?
— Молись, чтобы так и было, — серьезно сказал Том, — потому что если нет… — Голос у него оборвался, и они с Тони разом вспомнили о Гарри и о других, кто вот так же ушел сквозь туман в атаку или на задание и не вернулся.
Их всех собрали вместе перед атакой: сотни людей, поднятых из тыловых траншей, набились в узкие передовые окопы. Они беспокойно переминались, ожидая в тесной толпе сигнала к атаке, и уже были бы рады выдвигаться поскорее. Тони и Том вместе с остальным взводом ждали на стрелковой ступени. Еще один батальон впереди уже выбрался за бруствер под прикрытием темноты и лежал в укрытии на нейтральной территории, готовый подняться по команде. Сзади ждали другие, чтобы выдвинуться вперед, когда придет время для второй и третьей волны.
За десять минут до начала атаки орудия смолкли. Все уже так привыкли к непрерывному гулу и свисту снарядов, к грохоту взрывов вокруг, что на миг Тому подумалось, не оглох ли он. Тишина окутала окопы, словно дым, — а дым между тем тоже начинал выползать из-за траншей зловещими клубами, просачиваться между пней, накрывая их, будто пухлым тяжелым одеялом. Том оглянулся на Тони, тот пожал плечами, и сейчас же воздух сотряс оглушительный взрыв — не обычный грохот разорвавшегося снаряда или выстрела из тяжелого артиллерийского орудия, а жуткий, сотрясающий землю, разрывающий небо гром: он катился, не умолкая, словно грозовой раскат, сопровождающийся эхом отголосков.
— Господи! — воскликнул Том, едва не упав навзничь от неожиданности. — Что это еще за холера?
Тони, не меньше его ошеломленный оглушительным грохотом, прокричал сквозь затихающее эхо:
— Саперы, наверное! Видать, мину взорвали.
Когда звук стих, нетерпение в траншее достигло высшей точки. Дым клубился вокруг, расползаясь по рощице; он стелился по ничейной полосе, скрывая под собой мрачную и бесплодную землю, воронки от снарядов и колючую проволоку.
— Бога ради, да давайте уже! — эхом разнесся по окопам приглушенный крик. Если пришло время атаки, так почему их не ведут в атаку, черт возьми?
— Они наверняка уже поняли, что мы наступаем, — прорычал Тони, — так какого ж черта мы ждем?
Хьюз и Фармер, которые должны были тащить пулемет Льюиса, взвалили его Фармеру на плечо, чтобы вытащить сразу, как только Хьюз окажется над бруствером. Хьюз оглянулся на Тони.
— Ты от нас ни на шаг, Куки, — обеспокоенно проговорил он. — Нам патроны нужны.
Тони, стоявший рядом с двумя патронташами на плечах, заставил себя улыбнуться.
— Ты, главное, не заблудись в этом дыму, приятель, — ответил он, — а то что ж мне, зря эту тяжесть на себе таскать!
Наконец, когда уже казалось, что приказ атаковать уже никогда не дадут, капитан Херст пробился сквозь толпу к штурмовой лестнице.
— Теперь дело за вами, ребята. Это будет славный день — первое июля, и это будет день нашей победы.
С этими словами он дал длинный громкий свисток, который в тот же миг эхом разнесся по всем траншеям. Артиллерийский обстрел начался снова, и под свист снарядов и минометный огонь белширцы поднялись из окопов, с нестройными криками «ура!» вскарабкались вслед за Херстом по лестницам и выбрались наверх.
Тони Кук обернулся, чтобы помочь Хьюзу снять пулемет с плеча Фармера и перебросить через край окопа. Том выбрался рядом с ними, с трудом поднялся на ноги, побежал к дымовой завесе — и тут разразился кромешный ад: пулеметные выстрелы разорвали дым, люди начали падать. Том упрямо пробивался вперед, зная, что справа и слева от него бегут другие. Пулеметная очередь срезала Дэви Шорта по левую руку от него — тот рухнул на землю и исчез в дыму. Им было приказано не отвлекаться на раненых — рядом с Томом встал другой солдат, и они, вскинув винтовки, зашагали вперед, навстречу стене грохота и пуль. Грохнуло сзади, Тома швырнуло в воронку от снаряда, земля и металл обрушились на него дождем. Он лежал, вжавшись лицом в зловонную землю, грудь у него вздымалась — он пытался перевести дух и расслышать что-нибудь сквозь звон в ушах. Как долго он так пролежал, он не знал — наверное, каких-нибудь несколько минут, но они показались ему вечностью. Наконец он осторожно приподнял голову над краем ямы, чтобы поглядеть на кипящий вокруг бой.