Сестры из Сен-Круа

Монахини держались с ним отстраненно-вежливо, в особенности сестра Мари-Поль: религиозное рвение недавней послушницы не позволяло ей даже мысленно ставить его на один уровень с отцом Гастоном, посещавшим раненых французов. Но они видели, что многим умирающим он приносит утешение, и принимали его хоть и настороженно, но сравнительно приветливо.

Молли всегда радовалась его появлению и вскоре, поборов первоначальную застенчивость, привыкла весело болтать с ним всякий раз, когда он заходил в ее палату. Однажды он упомянул о церкви, которую устроил в лагере, — это была простая палатка, каждое воскресенье превращавшаяся в маленький храм. Священник предложил Молли прийти в лагерь как-нибудь в воскресенье и посетить службу.

— Они бывают каждое воскресенье утром и вечером, — сказал он. — Будем рады, если вы сможете прийти и присоединиться к нам.

Молли заколебалась.

— Я должна спросить у матери-настоятельницы, — сказала она. — Не знаю, позволит ли она мне ходить туда одной.

— Что ж, спросите, — сказал падре, — а если возникнут какие-то препоны, я сам поговорю с ней. Не вижу причин, отчего бы ей возражать. Вы же не в деревню пойдете в одиночку, вам нужно будет всего лишь пройти через садовые ворота в лагерь. Если понадобится, я найду кого-нибудь для сопровождения.

Тогда, набравшись храбрости, Молли обратилась к матери-настоятельнице. К ее удивлению, та охотно дала свое разрешение. Она видела, какое гнетущее чувство вызывает у Молли духовная сторона жизни в монастыре, и, в отличие от сестры Мари-Поль, не настаивала на том, чтобы она участвовала в ней вместе со всеми.

— Можете ходить, когда вы не нужны в палате, — сказала она. — Будет лучше, если вы станете ходить туда по вечерам — тогда сможете поработать утром, когда сестры захотят пойти на мессу. Так всем будет лучше, hein?^[9] Отец Роберт ведь найдет кого-нибудь, чтобы проводить вас от ворот?

С этих пор каждый воскресный вечер, если позволяла работа, Молли выскальзывала за ворота монастырского сада, в лагерь. Она заранее предупреждала падре, когда придет, и ее всякий раз ждал кто-то из солдат, чтобы проводить через лагерь к импровизированной церкви. Встречали ее там радушно, и, хотя временами она оказывалась единственной женщиной среди прихожан, она никогда не чувствовала ни неловкости, ни смущения в этой мужской компании. Все были ей искренне рады, и вскоре она уже знала многих по именам — не только тех, кого видела в госпитале, но и приходивших из других мест. Это был еще один повод вырваться из стен монастыря, и Молли с нетерпением ждала воскресных вечеров.

Письма грянули как гром среди ясного неба. Сара аккуратно писала отцу каждую неделю, как и обещала, и время от времени получала ответы, написанные его неразборчивым почерком. По большей части они состояли из кратких новостей о доме и знакомых, но сэр Джордж был не силен в эпистолярном жанре, так что чаще всего письма были краткими и деловыми. А это письмо оказалось неожиданно грозным: читая его, Сара почти физически ощущала силу отцовского гнева, и даже почерк, всегда торопливый и небрежный, в этот раз был еще хуже, чем когда-либо: рука отца не могла угнаться за его яростью.

Дорогая Сара,