Сестры из Версаля. Любовницы короля

Дорогая Луиза!

Я очень рада тому, что ты наслаждаешься летом в Шуази. Какие чудесные новости о состоянии Полины! Должно быть, граф де Винтимиль очень гордится. Теперь ты дважды будешь самой старшей тетушкой!

Спасибо, что спросила о моем супруге. Я не видела его уже два месяца из-за всех этих волнений с австрийцами. Он пишет мне из Силезии – страшно себе представить, где это находится! Такое ужасное название! Я каждую ночь молюсь, чтобы врагов Франции настигла кара Божья. Например, землетрясение или пожар, который поглотил бы всю Вену. Уверена, Всевышний услышит мои молитвы.

Бедняжка Марианна до сих пор скорбит о своем умершем супруге. Она кричит на меня – ты же помнишь, она никогда не отличалась сдержанностью, – и уверяет, что не о супруге скорбит, а умирает от скуки. Но я знаю, это горе так проявляется. Временами мне кажется, что я молюсь о душе ее супруга больше, чем она, но тебе ведь известно, насколько Марианна скрытная. Уверена, она много времени проводит в молитвах на коленях, когда остается одна.

Мы иногда видимся с Дианой. Тетушка всегда недовольна ею, говорит, что Диана так же плохо воспитана, как и Полина, но раз в месяц позволяет ей обедать с нами. И хотя Диана чрезвычайно много ест, манеры у нее отличные, все стало намного лучше с тех пор, как она стала жить с герцогиней де Ледигьер.

Благодарю за прекрасный платочек с голубями для малыша. Они кажутся черными, но наверняка это не так. Думаю, они глубокого темно-синего цвета, не правда ли? Фредди забрал его с собой в Пикардию, где о нем позаботится его кормилица. Мне ужасно его не хватает.

Я посылаю ящик с лимонами; если выдавить сок – получится освежающий напиток, очень приятный в такую жару. Повар рекомендует добавлять мед и щепотку соли.

С любовью,

Гортензия

Марианна

Париж

Август 1741 года

Считается, что вдовство – единственное время в жизни женщины, когда она пользуется относительной свободой. Для тех, кому удалось избежать рождения детей и тиранства супруга, вдовство – заветное время.

Но тетушка, похоже, решила мне его подпортить.

Жизнь в тетушкином доме такая же невыносимая, как и была перед тем, как я оттуда уехала. Если я изменилась, то тетушка осталась прежней – такой же непреклонной и всегда чем-то недовольной. Правда, скандал и выходки моих двух сестер при дворе несколько воодушевили ее. Складывается впечатление, что ненависть дала ей новый смысл жизни. Она запрещает и мне, и Гортензии не только общаться с сестрами, но даже писать им. Как и послушницы в монастыре, мы должны подчиниться, потому что живем в ее доме.

В отличие от меня Гортензия радуется здешней жизни, она довольна, когда они наносят визиты соседям, когда пишет письма супругу и бесконечно вышивает. Она вряд ли поедет со мной в театр или оперу – в последний раз, когда мне удалось ее вытащить, она горько сетовала на чрезмерную фривольность «Тартюфа». И я поняла, что пьесу выбрала неудачно.