Читаем Сестры из Версаля. Любовницы короля полностью

Сестры из Версаля. Любовницы короля

Мы теснились во дворе под моросящим дождем, наблюдая за впечатляющим зрелищем. Из окон валил дым, а слуги криком предупреждали соседей: «Пожар! Пожар!»

Вскоре пожар удалось погасить, в результате сгорел буфет, белье на кровати Дианы и два старых гобелена, которыми пытались загасить пламя. Было проведено расследование, и в детскую поднялся дворецкий. В наших глазах месье Бертран имел больше полномочий и веса, нежели наш отец, поскольку именно он выдавал деньги на наряды, игрушки и сладкое к основному меню.

Окончательный вердикт был таков: кто-то из служанок оставил тлеющие угли после того, как на ночь топили камин. Малышку Клод, с изрытой оспинами кожей и слегка прихрамывающую, уволили. Очень неприятно, но на войне как на войне.

Той ночью в комнатах стоял запах гари и мы ужасно кашляли. И не осталось буфета, чтобы можно было запирать наши игрушки, поэтому мы хранили их в изножье своих кроватей. Полина потребовала, чтобы я призналась, где была, когда начался пожар. Я не стала ничего отрицать, а просто ответила:

– В следующий раз это будет не буфет. Это будешь ты.

После этого случая она оставила меня в покое и больше не стала отбирать наши игрушки. И очень хорошо! Я решила, что, когда повзрослею, не стану выходить замуж и рожать детей, а сбегу и возглавлю революцию в дальних странах. Похоже, у меня к этому настоящий талант. И, кроме того, вряд ли останутся деньги на наше приданое – по всей видимости, все спустят на «беспутную жизнь и оргии», как я однажды подслушала слова дворецкого. Я точно не знаю, что такое «оргия», наверное, что-то очень-очень дорогое. Единственное, что я знаю, так это то, что теперь мы бедны.

Вскоре после пожара умерла мама и нам пришлось покинуть родительский дом и уехать жить к тетке Мазарини. Гортензия здесь просто счастлива; ей больше нравятся строгие правила, чем беспорядок и заброшенность Набережной Театинцев. В отличие от меня. Дом тетушки мрачный и темный, сплошь заставленный статуями, столами и зеркалами. Она начала обновлять свой дом, но это было задолго до того, как изменения достигли наших комнат на третьем этаже. От дороги дом отделяет большой двор, а за домом располагается обширный сад, спрятанный от него зарослями тиса.

Мне кажется, что я в склепе.

Погребена заживо.

Дни мы проводим с тетушкой и ее женщинами за чтением Священного Писания или учим даты рождения и смерти из «Генеалогической истории королевской семьи и пэров», которые, как я подозреваю, тоже считаются здесь священными письменами. Тетушка настаивает на том, чтобы мы много шили, и нам никогда не позволяют сидеть на стульях со спинками – только представьте себе, что было бы, если бы мы горбились! А какой разразился скандал, когда выяснилось, что мы не носили корсет до того, как переехали к ней! В этом доме девочкам запрещается бегать, прыгать и даже задавать вопросы.

Одна из прислуживающих дам отвечает за наши манеры: она учит нас двенадцати правилам, в том числе тому, как элегантно нюхать табак и правильно есть яйцо. Не думаю, что это настолько важно, но тетушка уверяет, что исключительно благодаря ее урокам мы сможем удачно выйти замуж, учитывая наше скудное приданое.

Я нахожу наши уроки смешными – какая моему будущему мужу разница, чем я разбиваю яйцо – вилкой или ножом? И уж точно я никогда не встречу всех тех людей, истории которых мы вынуждены учить.

– Но это же очень важно! – возражает Гортензия, когда я высмеиваю наши уроки. – Крайне важно знать, кто есть кто в нашем мире. В будущем мы, возможно, будем представлены ко двору и повстречаем всех этих людей. И только подумай, как это ужасно, если мы не будем знать, как к ним правильно обращаться и кто были их родители. Ты опозоришь тетушку, и ее обвинят в том, что она пренебрегла нашим обучением.

Гортензия на два года старше меня. И тем не менее это не дает ей права обращаться со мной, как с ребенком.

– Oui, maman [4], – с притворным почтением произнесла я, но тут же пожалела о своей выходке, увидев, что Гортензия поморщилась: вот уже год прошел со дня смерти нашей мамы.

Мы сидим в тетушкиной библиотеке, изучаем «родословные» из «Генеалогической истории». На улице, за плотной стеной деревьев, ярко светит солнышко, а мы должны сидеть в доме. Я называю сестре имя, которое, надеюсь, окажется ей не по зубам:

– Принц Конти.

– Принц Конти, титул основан в 1597 году и возрожден в 1629. Нынешний принц, Луи Франсуа де Бурбон, родился в 1717 году. Как и ты, Марианна! Унаследовал титул отца в 1727.

– Жена?

– Мари… нет, Луиза Диана Орлеанская, мадемуазель де Шартрез.

– Дети?

– Детей нет, он только в этом году женился!

– Другие титулы?

– Граф д’Але, граф де Бомон-сюр-Уаз и Пезена, а также герцог Мерод.

– Неправильно! – победоносно восклицаю я, сверившись со страницей в книге. – Герцог де Меркёр, а не Мерод.

– Ты права, герцог де Меркёр, – хмурится Гортензия. – Меркёр: титул уходит корнями в герцогское сословие пэров в 1569.

– Все верно, – вздыхаю я.

Гортензия слишком хорошо в этом разбирается.