Сестры Марч (сборник)

– Я ни с кем не могу говорить об этом, только с тобой. Понимаешь, я чувствую, что мне на роду написано рано уйти. Я не такая, как вы трое. Я никогда не думала о том, что буду делать, когда вырасту, никогда не помышляла о замужестве. Я всегда чувствовала себя глупой маленькой Бет, место которой в четырех стенах нашего дома, и больше нигде. Мне никогда не хотелось, как вам, куда-то уехать. Мне и теперь тяжелее всего разлука с вами. Я и на небесах буду тосковать по дому.

Джо ни слова не могла выговорить в ответ. Несколько минут они сидели молча – только шумел океан и вздыхал ветер. Мимо пролетела белокрылая чайка с отсветом солнца на сизой груди. Пока птица не скрылась из виду, Бет провожала ее грустным взглядом. А потом на берег опустилась маленькая серая птичка – она запрыгала по песку и зачирикала, словно радуясь солнцу и морю. Птичка приблизилась к Бет, посмотрела на нее дружелюбно и, взлетев на нагретый солнцем камень, принялась чистить перышки. Что-то очень домашнее было в этой малой птахе. Бет улыбнулась и успокоилась – и эта кроха может быть другом; и на исходе жизни можно найти в мире нечто приятное.

– Пташечка! Ты же совсем ручная. Ты мне нравишься гораздо больше, чем чайка: хотя ты не так прекрасна и отважна, но ты доверчива и мила. Ты – моя птичка. Мама говорила прошлым летом, что эти пичужки похожи на меня: они всегда на берегу, возле людей, всегда заняты делом и довольно чирикают. А чайка – это ты, Джо. Ты сильная, вольная, любишь бури и грозы, залетаешь далеко в море и счастлива своим одиночеством. А Мег – нежная голубка в своем игрушечном гнездышке. Кто же тогда Эми? Помнишь, она писала, как ходила на рассвете смотреть, как взлетает в небо жаворонок? Скорее всего, она – жаворонок. Он может подняться так высоко, что его не видно с земли. Но потом он обязательно опустится вниз. Вот и Эми – какие бы честолюбивые мечты ни владели ее душой, она всегда будет помнить родной дом. Хочется думать, я еще увижу ее – только где она теперь?

– Она возвратится весной и будет удивлена, увидев тебя опять веселой и румяной, – сказала Джо.

И вдруг ей подумалось, что главная перемена, происшедшая в Бет, – это ее необычное красноречие. Бывало, слова от нее не дождешься – а теперь разговорилась, да так хорошо…

– Оставь надежду, Джо. Мы проведем эти дни счастливо, и если ты до конца будешь со мной, то отлив пройдет легко.

И Джо, склонившись к ее успокоенному лицу, поцеловала Бет. Этим тихим поцелуем она клялась всецело, без остатка посвятить себя сестре.

Джо была права. Когда они вернулись домой, слова оказались не нужны. Отец и мать воочию убедились, что сбылись их самые страшные опасения. Бет устала от путешествия и сразу пошла в постель, сказав лишь, что рада вернуться домой. Когда Джо спустилась в гостиную, ей стало ясно, что никакой тайны уже не существует. Отец стоял, прислонившись к камину, и даже не повернулся, когда она вошла. А мать протянула руки ей навстречу, словно прося о помощи, – и Джо подошла, чтобы утешить ее, без слов.

Глава XIV Новое впечатление

В три часа пополудни весь высший свет Ниццы сходится на Английской набережной. Это чудное место – широкая дорога обсажена по бокам вечнозелеными кустарниками, цветами и пальмами; по одну сторону от нее синеет море, а по другую шумят апельсиновые рощи и светятся на солнце горные вершины. Самые разные народы, языки и костюмы представлены здесь. Чопорные англичане, вертлявые французы, неулыбчивые немцы, красивые испанцы, невзрачные русские, тихие евреи, смелые американцы – все разъезжают или прогуливаются вдоль по набережной, обсуждая друг с другом свежую новость или новоприбывшую знаменитость – актрису Ристори или писателя Диккенса, короля Виктора Эммануила или королеву Сандвичевых островов.

Не меньше, чем сами приезжие, занимательны их экипажи. Особенно хороши плетеные дамские ландо, запряженные лошадками-пони; к ландо приделаны яркие сетки, чтобы шлейфы и оборки платьев (дамы обычно сами правят ландо, оставляя грумов сидеть сзади на возвышении) не попали под колеса и не стянули туда бойких модниц.

В день Рождества по набережной шел высокого роста молодой человек с заложенными за спину руками и довольно мрачным выражением лица. Чертами лица он более всего напоминал итальянца, костюмом – англичанина, а манерой держаться – американца. Подобное сочетание притягивало немало прекрасных глаз. А молодые щеголи в черных бархатных костюмах с розовыми галстуками, в желтых кожаных перчатках и с оранжевыми цветами в петлицах, завидя его, пожимали плечами, хотя каждый втайне завидовал его осанке и высокому росту.