«Эмильенна распускает волосы, завивает челку на лоб, чтобы подчеркнуть глаза. Ее одежда вся в розетках и прочей ерунде, которую невозможно как следует постирать. Удивительно, что от нее пахнет чистотой».
По крайней мере теперь Габриэль была похожа на себя. Это, согласились мы с Эдриенн, означало, что она чувствует себя раскованно. И не просто бездельничает, лежа на кровати. Ее редкие письма были короткими, но содержали острые замечания о манерах друзей Этьена, аристократов и их любовниц. Моя сестра была занята тем, что впитывала все увиденное, спокойно решая, чему подражать, а что отмести – так же, как в свое время мы, изучая журналы, пытались соответствовать этому миру.
– Расскажи мне о своих поклонниках, – попросила я Эдриенн. – Они красивы? Заставляют ли они твое сердце парить, а пульс учащаться?
– Пока, – усмехнулась она, – мое сердце парит только от нервов. Я все время боюсь кого-нибудь не так назвать. Граф Кто-то? Маркиз Чего-то? Никак не могу запомнить. Что, если я неосознанно оскорблю свою единственную настоящую любовь, прежде чем у меня появится шанс узнать ее? Слава Богу за то, что есть моя дорогая Мод. Она все держит под контролем.
Казалось странным, что мы все ведем такую разную жизнь.
Габриэль скачет на лошадях в Руайо.
«Когда ездишь верхом на чистокровной лошади, – писала она, – чувствуешь, что можешь летать, можешь делать все что угодно».
Этьен обучал ее.
Джулия-Берта работает на рынке в Мулене, разлученная со своим маленьким сыном.
Я тружусь в шляпном магазине или провожу время с друзьями из Виши.
А Эдриенн стоит на пороге высшего света, окруженная поклонниками. Она сузила круг претендентов до трех – графа де Бейнака, маркиза де Жумильяка и барона де Нексона. Это были сыновья из высшего эшелона, сливки общества, представители старой французской титулованной знати. Они были даже на ступеньку выше Этьена, который принадлежал к новой богатой аристократии только благодаря семейному текстильному бизнесу. Самым прекрасным было то, что каждый из них заставлял сердце Эдриенн парить. Иногда они приглашали меня присоединиться к ним в одном из ресторанов или кафе
Мне нравилось думать, что и я тоже. Их попытки отличиться перед Эдриенн включали в себя соревнование, кто лучше меня балует, и теперь у меня была новая пара перчаток благодаря графу де Бейнаку, новая шляпа благодаря маркизу де Жюмильяку и жабо из валенсийского кружева благодаря барону де Нексону. Единственная проблема заключалась в том, что я могла носить все это только будучи с ними, никак не в пивную и не на танцы. Что подумают Дельфина и Софи, если я появлюсь в такой роскоши? Они решат, что я оказываю определенные услуги. В Виши множество девушек из рабочего класса занимались этим.
Сезон был в разгаре, а я словно повисла меж двух миров, не будучи по-настоящему частью ни того, ни другого.
В мире Эдриенн, Мод и кавалеров я была наблюдательницей, ожидающей, когда меня примут в высшее общество, без всякой гарантии найти мужа. У Эдриенн были поклонники, но были ли они из тех, кто женится? Даже она при своей царственной внешности все еще беспокоилась об этом днем и ночью.
В мире дешевых пивных, продавщиц и официантов Ален все ближе придвигал свой стул к моему. Он рассказывал об усовершенствовании холодильного оборудования, о планах отца переехать в деревню и оставить магазин ему, как только Ален «остепенится». И в его глазах было столько ожидания и надежды!
Парящие сердца, учащенный пульс. Я не была уверена, что чувствую это к Алену. Однажды вспомнила, как тетя Джулия говорила Эдриенн, что можно «научиться любить» мужа, при том, что нотариус был стар и толст, а Ален молод и красив. Но самое главное, он был синицей в руке, тогда как
Ален никогда не пил слишком много, не вел себя как собственник и в отличие от других, танцуя со мной, не пытался хватать меня за разные места. У него действительно были красивые глаза, и он почти всегда приносил мне какой-нибудь подарочек из магазина. Шоколадные конфеты, или баночку конфитюра, или мятные леденцы.
Однажды в кафе, когда молодые люди говорили о боксе, а девушки о новинках в «Пигмалионе», я наблюдала за его небрежно лежащей на столе левой рукой, чтобы увидеть, не дергается ли запястье, не играют ли его пальцы винной пробкой, не хрустнет ли он костяшками пальцев, как это обычно делает Жак.