Сестры Шанель

– Никто и никогда не сделает подобной глупости…

– Тс-ссс! – зашептала я, досадуя, что рассказ прерван.

– …она завещает все свое состояние красивой крестьянке. Эта простая девушка переезжает в Париж и начинает жить жизнью балерины, полной богатства и великолепных кавалеров, драгоценностей и шелковых платьев. Она становится знаменитой и спасает свою семью от нищеты. Там есть страсть и романтика, там носят изысканные наряды и живут в роскошных виллах.

Я затаила дыхание. За окном снова появились серебряные и золотые сполохи.

– Неужели монахини в Мулене разрешают тебе читать это? – удивилась я.

Эдриенн покачала головой:

– У меня есть тайники. Где-нибудь обязательно отыщется незакрепленная половица. И теперь тебе тоже придется найти такую. Вот. Забирай с собой в Обазин, Нинетт. Эту я уже прочитала. И, может быть, втроем – ты, я и месье Декурсель – мы сумеем убедить Габриэль, что девушка из монастыря действительно может выйти замуж за графа.

В ту ночь мне не снились призраки, не снилась мать, холодная и серая, неподвижно лежащая на койке. Вместо этого я вернулась в парк, завернутая в слои тончайших кружев, словно была чем-то хрупким, о чем нужно заботиться, чем можно дорожить. Шляпа, украшенная миниатюрным садом, царственно сидела на моей голове, пока я, легко покачиваясь, плавно двигалась по тропинке, а рядом со мной красавец gentilhommes нес бесполезную трость. Я была élégante. Я была героиней мелодрамы Декурселя. Я была Кем-то Лучше.

Гораздо легче мечтать, когда точно знаешь, о чем.

ШЕСТЬ

– Что ты творишь? – взвизгнула я и уставилась на Габриэль, сидящую в тусклом свете монастырского чердака среди кружащихся в воздухе пылинок. Следуя совету Эдриенн, мы спрятали «Танцовщицу из монастыря» под половицей, а сейчас моя сестра распарывала швы и выдирала из книги страницы.

– Ш-ш-ш, – сказала она, оглядываясь на дверь. – Тебя слышит весь Центральный массив. Расслабься. Я делаю это для нас. Так мы сможем читать, когда захотим. – Она взяла несколько листочков, сложила и сунула в карман. – Мы возьмем их с собой в класс, во двор, да куда угодно. Мы спрячем их в наших тетрадях для сочинений и в учебниках истории. Наставницы ничего не заподозрят. Понимаешь, Нинетт? – Озорная улыбка заиграла на ее губах. – Мы будем читать целый день!

Мы. Потребовалось не так много времени, чтобы Габриэль поддалась чарам Декурселя.

Итак, мы переложили страницы повествований о преданности и преследованиях в Житии Святых более земными страстями от Декурселя. Он был нашим учителем, а не святые и не монахини. Мы читали на переменах. Мы читали во время отдыха. Мы читали при любом удобном случае, и нас даже ставили в пример другим девочкам.

– Маргарита, перестань пялиться в пространство! – говорила мать-настоятельница. – Посмотри на Габриэль, как сосредоточенно она читает.

Или:

– Пьеретта, проснись! Твоя книга упала тебе на колени! Почему бы тебе не поучиться у Антуанетты?

Мы не рассказали Джулии-Берте о нашей тайне. Она слишком рьяно следовала правилам и, мучимая чувством вины, могла не сдержаться и признаться во всем. Но по ночам, перед сном, я забиралась к ней в постель, и рассказывала истории из жизни монастырской танцовщицы, и молилась, чтобы ей, как и мне, вместо ужасов снились балерины, красивые графы и любовь с первого взгляда.

Как и обещала Эдриенн после quatorze juillet, в августе нас пригласили в Клермон-Ферран на День Успения, в ноябре – на День Всех Святых, в декабре – на Рождество и в феврале – на Сретение. Каждый раз мы покупали новые журналы, следя за последней модой. Мы вырезали еще несколько фотографий и привезли в Обазин три мелодрамы: «Комната любви», «Женщина, которая глотает слезы», «Брюнетка и блондинка». По мере того как росла наша тайная библиотека, расширялись наше воображение и наш мир.

Когда в апреле следующего года мы приехали на Пасху, лил дождь, les vaches qui passent[12], как выразился дедушка, не позволяя нам выйти наружу. Он вручил каждой по монетке и отправился в кафе. Бабушка тоже куда-то уехала, и мы остались в доме одни.

– Мы устроим чаепитие, – сообщила Эдриенн. – Все élégantes пьют чай после обеда. Нам нужно попрактиковаться.

Несмотря на ливень, мы выскочили из дома, чтобы купить чай. Оставшиеся деньги Эдриенн и Габриэль потратили на ленты и лимоны, сок которых, как утверждали, выравнивал цвет лица. Джулия-Берта приобрела консервы из сардин, чтобы покормить совершенно диких кошек, которые рыскали вокруг дома. Свою монетку я решила сохранить.

– Но в Обазине нечего купить, – удивилась Габриэль.

– Это не для Обазина, – возразила я. – Это на потом.

Сестра рассмеялась.

– Потом? Это слишком далеко. Я хочу сладенького сейчас, пока мы не вернулись в монастырь, где нам постоянно твердят, что поедание чего-то менее пресного, чем печенье для причастия, – это чревоугодие. К тому же что тебе дадут несколько сантимов?

Я не обратила внимания на ее слова, наслаждаясь солидной тяжестью монеты, словно держала в кармане кусочек своего будущего.

СЕМЬ