Сестры Шанель

– Это было мудро с твоей стороны – сберечь деньги, – сказала она. – И не быть столь расточительной, как Габриэль. Я сохраню их, Антуанетта, пока для тебя не наступит время уехать отсюда, тогда они тебе действительно понадобятся. А что касается голодающих детей в Китае – бедных и нуждающихся у нас достаточно и во Франции. Когда четыре года назад ты и твои сестры попали к нам, вы были страшно худые и грязные. Говорили только на патуа. Вы даже не знали Апостольского Символа Веры. А теперь декламируете его наизусть.

Она погладила меня по голове, и я с трудом сглотнула слюну. Я так плохо думала о сестре Ксавье, а она оказалась доброй и постаралась мне помочь.

Мне всегда казалось, что монахиням нужно одно – замучить нас. Но передо мной вдруг предстала картина из прошлого, я увидела себя и своих сестер такими, как мы приехали в Обазин, и то, как мы изменились. Они слепили нас, словно реки, вырезавшие Центральный массив. Они дали нам крышу над головой – другого дома у нас не было. Они подготовили нас к миру за стенами монастыря, и это много значило для нас. Даже у Декурселя принцы не женятся на девушках, которые говорят только на патуа.

ВОСЕМЬ

Мы были уверены, что пришло время покинуть Обазин и начать жить самостоятельно. Джулии-Берте было почти восемнадцать, Габриэль – почти семнадцать, а мне – тринадцать. Вылазки с Эдриенн во внешний мир только усиливали наше нетерпение.

Третий год подряд мы праздновали le quatorzejuillet в Клермон-Ферране. Я перестала копить деньги, которые давал нам дедушка. Несмотря на заверения сестры Ксавье, я боялась, что настоятельница передумает и отправит мои сбережения в Китай. Но то была не единственная причина, просто я нашла им другое применение. Пока Джулия-Берта помогала бабушке на рынке, Габриэль, Эдриенн и я посещали цыганку, которая шастала на окраине. Джулия-Берта, строго соблюдающая правила, считала все это богохульством и грехом. Но я руководствовалась стихом из Иеремии: «Ибо только Я знаю намерения, какие имею о вас». Возможно, Бог выгравировал эти планы на наших ладонях. И это казалось мне хорошим способом для Него уследить за всем. Или, быть может, в расстановке карт цыганки проявлялось нечто божественное.

Суеверие досталось нам от отца, который всегда носил в кармане пшеницу. «Для благополучия», – говорил он. Возвращаясь домой после долгого отсутствия, он устраивал драматическую сцену, поочередно кладя руку на голову каждому из нас: Джулии-Берте, Габриэль, Альфонсу, мне и Люсьену, затем пересчитывал нас: «Один, два, три, четыре, пять. Пять. Мое счастливое число». Теперь я знала, что все это пустые разговоры. Он никогда не считал, что ему повезло с нами. Но когда мы были маленькими, Габриэль вслед за ним объявила цифру пять своим номером, начертив ее палкой на земле. В Обазине она вырезала пятиконечные звезды и полумесяцы, повторяя загадочные мозаики на полу коридора, которые мы всегда считали счастливыми и старались наступить на каждую, когда проходили там. Нам казалось, что они питают нас небесной силой.

На цыганке был пурпурно-золотой платок, из-под которого выбивались густые длинные и непослушные волосы, она ловко тасовала и раскладывала колоду Ленорман с загадочными картинками. В колоде были карты с изображением корабля, облаков, дерева, креста и гроба. Их всевозможные комбинации предполагали разные смыслы, которые могли интерпретировать только цыгане. Облака означали беду. Но облака, нависшие над холмами Центрального массива, как мешки с мукой, были обычным делом. Мы к ним привыкли. Деньги, любовь – вот что нас интересовало.

– Однажды ты будешь очень богата, – предсказала цыганка Габриэль.

– Она так говорит, чтобы я потратила на нее все свои деньги, – пробурчала моя сестра себе под нос.

– У тебя случится большая любовь, – сказала она Эдриенн, когда подошла ее очередь.

Эдриенн подалась вперед.

– Но за кого же я выйду замуж?

Чтобы получить больше ответов, обе девушки отправились к хироманту, тем временем цыганка читала мою судьбу.

Кольца на ее пальцах позвякивали, пока она перемешивала карты. Когда она разложила их, открылся гроб и уложенный поверх крест. Я ждала объяснений, но она молча смотрела на меня, словно пыталась изучить мое лицо; ее глаза, темные и бездонные, сверкали из-под низко надвинутого на лоб платка.

– Но ведь гроб может быть и хорошим знамением, – сказала я с надеждой. – Конец чего-то плохого, например. Или смерть чего-то нежелательного.

Она собрала карты, не проронив ни звука.

– Что это было? Что это значит?

– Иногда лучше не знать. – Я поймала ее предостерегающий взгляд.

Внутри меня словно заморозили. Мое сердце, легкие, даже кровь в венах. Неужели случится что-то ужасное?

– Пожалуйста, скажи мне!

Она внимательно посмотрела на меня.

– Ты уверена?

– Да!

Ее голос зазвучал приглушенно:

– Ранняя смерть.

Больше она ничего не сказала. Просто сняла с мизинца кольцо и протянула мне.

– Возьми это.