Сестры Шанель

Широкое золотое кольцо с круглым желтым камнем, красивое, роскошное – что-то подобно в моем представлении могли носить elégante. Я никогда не держала в руках ничего столь великолепного.

– В камне заключена сила солнца, – сказала цыганка. – Он приносит тепло и свет в самые темные места.

Она произнесла что-то еще на незнакомом языке, потом ее глаза стали плоскими, как шторы на окне, и она отвернулась.

Ранняя смерть. Кто-то умрет молодым. Кто-то умрет раньше времени. Вдруг меня осенило, и я облегченно вздохнула. Наша мать. Карты были о Жанне.

Я показала кольцо Габриэль и Эдриенн. Сестра осмотрела его, будто была экспертом по драгоценным камням.

– Оно не настоящее, – заявила она.

– С чего ты взяла? – спросила я.

– С того, что его дала тебе цыганка.

Эдриенн подскочила.

– Наоборот! Это значит, что, вероятнее всего, оно настоящее. Цыгане умеют заполучить что хотят. О, Нинетт, только подумай, ведь когда-то оно могло принадлежать королеве!

Габриэль покачала головой.

– У королев толстые пальцы. Кольцо слишком мало. Оно никогда не подойдет королеве.

– Ну что ж, – возразила я, не позволяя ей все испортить, – зато это как раз подходящий размер для принцессы.

ДЕВЯТЬ

У нас с Габриэль был общий секрет: мелодрамы под половицами, страницы из Декурселя, спрятанные в учебниках и священных книгах. На моей шее на шнурке висело цыганское кольцо, скрытое под рубашкой.

Но когда лето сменилось осенью, Джулия-Берта удивила всех куда более серьезным секретом. Мы с Габриэль, так увлеченные миром Декурселя, упустили его. Никто ничего не замечал. До того дня, когда сестра Женевьева отправилась в садовый сарай за веревкой, чтобы привязать ворота, раздражающие своим лязгом.

Мы с девочками сидели у печи в швейной мастерской и в десятитысячный раз упражнялись в шитье. Элен все рассказывала и рассказывала о мальчике из города, который работал за продуктовым прилавком. Она ездила туда на каникулы со своей двоюродной бабушкой. Его пальцы коснулись ее ладони, когда он протянул ей сливу. И, по словам Элен, это означало, что он влюблен в нее. Она продолжала бубнить, как вдруг откуда-то из глубины монастыря раздался громкий вопль, заставивший всех нас подскочить.

Иголка с ниткой выскользнули у меня из рук и упали на пол. Похоже, то была Джулия-Берта. Однажды она долго оставалась безутешной, когда горный ястреб схватил крольчонка и улетел, зажав бедняжку в острых когтях. Она горько плакала, когда нашла на земле птичье гнездо, а в нем разбитые яйца, кусочки скорлупы, двух невылупившихся птенцов, розовых и сморщенных, у которых никогда не вырастут перья и которые никогда не полетят.

Но сейчас она кричала по-другому.

Я в панике бросилась на звук громких рыданий, Габриэль бежала следом. Мы неслись по коридорам, потом вниз по истертым каменным ступеням широкой лестницы, к комнате настоятельницы, и остановились только перед закрытой дверью. Было слышно тихое бормотание монахинь. Джулия-Берта плакала, повторяя снова и снова:

– Но он говорил, что любит меня.

Он?

Мы с Габриэль ошарашенно переглянулись. Через дверь доносились обрывки слов сестры Бернадетты:

– …это был сын старого кузнеца… тот самый, который должен был починить ворота… неудивительно, что они до сих пор сломаны… если бы я не вошла в садовый сарай в тот момент… на грани плотского познания…

Затем «Иисус, Мария, Иосиф», затем раздался стук четок.

На мгновение я затаила дыхание. Джулия-Берта, строго придерживающаяся правил! Джулия-Берта, которая делила мир на правильный и неправильный, добрый и злой! Джулия-Берта тайком встречалась с мужчиной?!

– Но он сказал, что любит меня, – снова всхлипнула она, обращаясь к монахиням. – Любит и хочет жениться.

Голос настоятельницы будто прорезал воздух.

– Жениться на тебе? Он уже женат! У него совсем недавно родился ребенок, его крестили прямо здесь, в храме.

За дверью стояла глубокая тишина, тяжелая, наполненная болью Джулии-Берты.

– Нет, – сказала она слабым голосом. – Нет. Это не может быть правдой. Он хочет жениться на мне. Зачем ему говорить, что он хочет жениться на мне, если он уже женат?

Я словно окаменела, ее слова эхом отдавались у меня в голове. Женатый мужчина. Мужчина, который лгал. Мужчина, у которого дома – жена и ребенок. А séducteur. Совсем как наш отец.

Здесь, в обители, прямо у нас под носом, Джулия-Берта была обманута мужчиной.

Дверь открылась, мы с Габриэль отпрянули. Джулия-Берта вышла, опустив глаза, лицо ее блестело от слез, с обеих сторон ее поддерживали монахини. Сестра Бернадетта, следующая за ними, твердила, что они должны найти священника, найти немедленно, не теряя времени.

Они исчезли в коридоре, когда еще несколько монахинь выпорхнули из кабинета настоятельницы, слишком потрясенные, чтобы обратить на нас внимание. Потом появилась сестра Ксавье.

– Что вы здесь делаете? – строго проговорила она. – Возвращайтесь в мастерскую.

– С Джулией-Бертой все будет в порядке? – спросила я.

– Что с ней будет? – в свою очередь спросила Габриэль.

Монахиня строго посмотрела на нас.

– Вечный покой ее души в опасности. Ваша сестра совершила тяжкий грех против скромности.