Сестры-соперницы

— Они снисходительны лишь к собственным идеям, — ответила Берсаба, и я была вынуждена пояснить:

— Дом моей сестры разрушен, ее муж, его сестра и слуги убиты, а она лишь по счастливой случайности избежала смерти.

Берсаба парировала:

— Точно так же, как ее избежали все остальные из нас. Я хочу знать не кто побеждает, а когда эта идиотская война кончится.

«Кавалеры» ушли, и вновь дни потянулись монотонной вереницей. Мы шили, гуляли, играли с детьми; просто не верилось, что где-то рядом идут бои, в которых люди убивают друг друга за свои убеждения.

Пришел октябрь. Джессон отправился в Лондон, чтобы пополнить запасы провизии, и по возвращении рассказал, что силы парламентаристов, кажется, близки к успеху. В основном это объяснялось действиями генерала Фэйрфакса и Оливера Кромвеля. Кромвель создавал армию нового типа. Он обучал солдат, хорошо им платил, а главное — установил железную дисциплину. Он постоянно взывал к их совести, внушал им мысль, что они бьются за правое дело, за уничтожение рабства и что Бог на их стороне. С таким союзником они были обречены на успех.

После этого обращения мы долго говорили о Ричарде, гадая, что могло случиться с ним.

— Я бы многое отдала, чтобы узнать что-нибудь о нем, — сказала я.

— А я — за то, чтобы он вернулся, — быстро ответила Берсаба.

Но ничего не происходило. Шли недели. Дни были долгими и однообразными, наполненными ощущением угрозы.

Мало-помалу у меня начали проявляться внешние признаки беременности, и я радовалась тому, что половина срока уже миновала. Занимаясь шитьем в комнате Замка, я была почти счастлива. Там я легко забывала об опасностях окружающего мира и тешилась иллюзией, что я — обычная женщина, ожидающая рождения своего первого ребенка.

Но трудно было забыть о том, что в любой день сюда могут ворваться солдаты. Это был дом роялиста, одного из самых верных генералов короля, и нам пришлось бы плохо, если бы сюда явились люди Кромвеля.

Все домашние постоянно следили за мной. Я часто замечала, как миссис Черри озабоченно смотрит на меня. Так же вели себя Мэг и Грейс.

— С вами все в порядке, госпожа?

— Да, конечно. А что, я плохо выгляжу?

— Знаете, госпожа, не лучше ли вам отдохнуть?

Я старалась спрятаться от их внимательных глаз. Во всех них было что-то странное… даже в Берсабе. Иногда она вела себя чересчур осторожно. Она не захотела обсуждать со мной тему замка, резко потребовав, чтобы я выбросила это из головы. Иногда ей хотелось говорить о Ричарде, а иногда она резко меняла тему разговора.

Все это тревожило меня, и все чаще я искала убежища в комнате Замка.

Сильное влияние на меня стала оказывать домашняя церковь. Я уже привыкла заходить туда. Усевшись на скамью, я размышляла о поколениях семьи Толуорти, молившихся здесь в более счастливые времена, и гадала, приходила ли сюда Магдален молиться о благополучном разрешении от бремени.

Именно этим я и хотела заняться сейчас. Я подошла к алтарю. Ткань, покрывавшая его, была, по словам Ричарда, вышита дамами этой семьи полтора века тому назад. Я с благоговением прикоснулась к шитью. Какая тонкая работа и какие изысканные цвета! Когда-нибудь, когда подрастет мой ребенок, я вышью покров для алтаря и выберу точно такие же оттенки ниток. Какой красивый синий цвет… синий цвет — цвет счастья… так, кажется, говорят? И какая тонкая отделка. Как же они ухитрились это сделать? Я приподняла ткань, желая поближе рассмотреть шитье, и при этом, должно быть, слегка потянула ее на себя. Раздался грохот покатившегося по полу потира, а в следующую секунду на меня упал еще какой-то сосуд. Ткань выскользнула из рук, я оказалась на полу и, почувствовав, как внутри меня шевельнулся ребенок, потеряла сознание…

Надо мной стояла миссис Черри, рядом с ней — Берсаба. Лицо у миссис Черри было такое бледное, что на щеках стала заметна сеточка вен. Она дрожала.

Берсаба, опустившаяся около меня на колени, сказала:

— Все в порядке. Она уже пришла в себя. Она расстегнула мне воротник.

— Все хорошо, Анжелет. Ты просто упала в обморок. Это часто случается на таком сроке.

Казалось, что ее голос доносится откуда-то издалека.

— Немножко полежи спокойно, не двигайся. Сейчас уже все в порядке. Потом я отведу тебя в комнату. Все это ничего. Это бывает.

Так я лежала на холодном полу церкви, ощущая внутри себя новую жизнь, и повторяла про себя слова Берсабы, что эти вещи часто бывают на таком сроке.

Берсаба сказала:

— Я останусь с тобой на часик-другой. Ничего страшного. Женщины часто падают в обморок, впервые почувствовав шевеление ребенка. Потом ты, конечно, привыкнешь. У тебя, наверное, будет беспокойный малыш.

Было приятно лежать здесь. Берсаба рассказывала о том, как была беременна Арабеллой, и о том, что все эти мелкие происшествия — неотъемлемая часть жизни беременной женщины.

— Как удачно получилось, что ты прошла через это раньше меня, — сказала я.

— И что я могу помогать тебе.

— Надеюсь, так будет всегда.

— Когда-нибудь и тебе придется помочь мне. Я немножко поспала. На это время сестра, должно быть, ушла, и когда я проснулась, то увидела, что в комнату входит миссис Черри.