Сеть Алисы

– Чтобы плюнуть ему в луковый суп? – усмехнулся Рене.

В постели она ему лгала, только если не было иного выхода. Соприкасаясь обнаженными телами, можно услышать мысли друг друга.

– Я бы не стала этого делать. Разве что мысленно, – честно сказала Эва.

Борделон рассмеялся и, выскользнув из нее, откатился на простыни. Как всегда, Эва сдержала вздох облегчения.

– По слухам, он хоть и кайзер, но вульгарен. Однако я рассчитывал, что он зайдет в ресторан. Изобразить радушного хозяина перед императором было бы крупной удачей.

Эва накрылась простыней.

– Он не приказал что-нибудь изменить в г-городе?

– Да, весьма интересно…

Рене пустился в рассказ.

– Ты добываешь удивительно ценную информацию, – сказала Лили.

Через неделю после отъезда кайзера она вновь появилась в городе. Собираясь на работу, Эва щеткой расчесывала волосы. Лили зашифровала ее последнее донесение и, оторвавшись от клочка рисовой бумаги, презрительно усмехнулась, покачивая головой:

– Неужели за хересом или бренди комендант открыто болтает об артиллерийских позициях?

– Нет. – Эва смотрелась в зеркало над хромоногим умывальником. – В постели об этом говорит Рене Борделон.

Она спиной чувствовала взгляд Лили.

Эва старалась говорить обыденно, но споткнулась на первом же препятствии:

– Как раз накануне нашей встречи с дядей Эдвардом я стала его…

Кем, содержанкой? Нет, он взял ее на работу, но не содержал. Шлюхой? Он не платил ей сверх жалованья, если не считать вознаграждением ликер или пеньюар, который она могла надевать только в его апартаментах. Возлюбленной? Любовью там и не пахло.

Но Лили все поняла.

– Бедная моя. – Она подошла к Эве и забрала у нее щетку. – Сочувствую. Паршиво тебе?

– Хуже. – Эва зажмурилась, у нее перехватило горло. – Мне… очень стыдно.

Щетка прошла сквозь ее волосы.

– Я знаю, ты не из тех, кто легко теряет голову, поэтому не видела особого риска в этаком шаге. Но в подобных делах случается такое, чего никак не ждешь. Ты влюбилась в него?

Эва яростно тряхнула головой.

– Вот уж чего нет и в помине!

– Хорошо. Иначе мне пришлось бы доложить руководству. И я, если что, это сделаю. – Лили говорила спокойно, расчесывая Эве волосы. – Ты мне ужасно нравишься, но нельзя подвергать опасности столь важное дело. Если речь не о влюбленности, чего ты стыдишься?

Эва заставила себя открыть глаза и через зеркало посмотреть на Лили.

– Поначалу от меня не требовали наслаждения, его даже не ждали. Но вот теперь…

Постепенно она обвыклась с тем, что происходило на хрустящих простынях. А в постельных делах запросы Рене Борделона были столь же высоки, как во всем прочем. Настала пора доставлять и самой получать наслаждение.

Возникло нечто совершенно невообразимое.

– Говори. Уж поверь, ошеломить меня не удастся, – буднично сказала Лили.

– Это начинает мне нравиться. – Эва опять зажмурилась.

Ход щетки не сбился.

– Он ненавистен мне. – Эва все-таки совладала с голосом. – Как же я могу получать удовольствие от того, что он со мной д-д-д… – Слово застряло, она смолкла, не договорив.

– Видимо, он хорош в постели.

– Он враг. – Эву трясло, но она не понимала, что тому причиной – злость, стыд или отвращение. – Можно пожалеть женщин, которые спят с офицерами, чтобы прокормить семью, мужчин, которые работают на немцев, чтобы дети их не погибли от холода. Но Рене Борделон стал предателем ради наживы. Он ничуть не лучше гансов.

– Наверное, – сказала Лили. – Только знаешь, в плотской любви сноровка нужна, как и во всем другом. Подлец может быть хорошим плотником, шляпником, любовником. Мастерство никак не связано с душой.

– Ох, Лили… – Эва потерла виски. – Ты говоришь как истинная француженка.

– Верно, и француженка – лучший собеседник на данную тему. – Лили подняла ей голову, чтобы Эва смотрела прямо в зеркало. – Значит, мсье Выжига удалец в постели, и ты казнишься тем, что получаешь удовольствие?

Эва представила, как Рене вдыхает аромат вина в бокале, как неспешно заглатывает устрицу…

– Он эстет. И хочет максимум наслаждения от бордо, от хорошей сигары, от меня…

– Твое тело откликается на умелое обращение с ним, – осторожно сказала Лили. – Но это вовсе не значит, что ты отдаешься всем сердцем и душой.

– Без сердца и души отдаются только бляди, – отрезала Эва.

– Чепуха! Так рассуждают дремучие тетки. Никогда не слушай этих безрадостных клуш в ситцевых платьях, считающих свои хлопоты по дому высшей добродетелью.

– И все равно я себя чувствую блядью, – прошептала Эва.

Лили перестала расчесывать ей волосы и оперлась подбородком о ее макушку.

– Наверное, это матушка тебе говорила: если женщина получает удовольствие с мужчиной, который ей не муж, она – шлюха, верно?

– Что-то в этом роде.

И как тут возразишь? Рене вызывал только неприязнь, и его прохладные руки, изобретательные и терпеливые, не должны пробуждать в ней ничего, даже отдаленно напоминающего наслаждение.

– Обычная женщина не почувствовала бы… – начала Эва, но Лили отмахнулась: