Сеть птицелова

– Умница, Анфиска, – поглаживая детскую лодыжку, Дуня покивала в темноте головой. – Теперь я стану железо держать, а ты тяни ножку к себе – так и вырвемся.

– О-о-ой! – тонко застонала Анфиска, а Дуня, не выпуская кольца из руки, другой обхватила и сжала девочкину ступню.

– Бо-о-о-льно, барышня, – тоненько заплакала девочка, и Дуня, испугавшись, сразу выпустила ногу.

Авдотья оперлась на неровную стену и несколько секунд сидела недвижно, прикрыв глаза и чувствуя разъедающие их слезы. Что она делает здесь, в темноте, когда где-то там, наверху, Марфа уж водрузила на покрытый белоснежной скатертью стол фарфоровую супницу? И все обитатели Приволья сели обедать: и охваченные смертельным беспокойством маман с папá, и с ними, возможно, Этьен… Этьен, в ярости, что она вновь сбежала одна в леса! Глупая, глупая девица без понятий о правилах и воспитании!

– Анфисушка, голубушка, – жалобно прошептала она, открыв глаза в темноту звериного логова и сгоняя ладонью вместе со слезой картинку как бледного от негодования лица де Бриака, так и озабоченного отцовского. – Попробуй еще раз, душенька. – И добавила, ненавидя себя: – Вечером больнее будет, как тот зверь придет.

И сразу почувствовала, как застыла испуганно девочка рядом.

– Раз, – стала считать Авдотья, – два… три! Тяни!

– Аааа! – закричала Анфиска, а Авдотья услышала хруст – девочкина ступня прошла сквозь кольцо.

– Умница, умница!

Она крепко прижала обритую голову к своей груди: тощее тельце сотрясалось от рыданий. Дуня раскачивалась с ней вместе, баюкала, пока девочка не затихла. Посидев так с полчаса, княжна оперлась о стену.

– Пора нам, Анфисушка.

– Больно, барышня, – захныкала девочка.

– Ничего, – осторожно поднялась на ноги Авдотья, чуть сама не вскрикнув от острой боли в боку. И добавила, уже больше для себя: – Перемелется, мука будет. Найдем выход, а там в лодку сядем и домой приплывем. – Как она станет грести со сломанными ребрами, Авдотья решила покамест не задумываться. – Помнишь, откуда пришла?

– Нет. – Дуня услышала, как девочка встала и ойкнула в темноте.

Конечно, нет. Скорее всего, ее сюда принесли. Что ж. Где-то здесь ведь имеется выход? Авдотья с детских лет помнила, что, несмотря на обилие туннелей, ориентировались они в них без особого труда: пол ближе к выходу постепенно поднимался – это и было главным признаком правильного направления.

– Обними-ка меня, – сказала она. – И пойдем себе потихонечку.

– Не успеем, барышня. – Не смея обхватить хозяйку, Анфиска прислонилась к ней острым дрожавшим плечиком.

– Не успеем, ежели никуда не пойдем, – отрезала Авдотья.

Она хотела пить и есть, ей было больно. Привыкшая, что ее желания сразу удовлетворялись, княжна чувствовала нарастающее раздражение. И радовалась ему: раздражение и злость все лучше, чем растерянность и страх. Впервые с тех пор, как она поняла, кто стоит за похищением девочек, ей пришло в голову, что он может отказаться ее слушать. Того более: Авдотья вовсе не была уверена, что готова его увидеть. А ежели и увидит – отыщет ли нужные слова, чтобы он отпустил ее со своею приготовленной на заклание жертвой? «Право, княжна, вы разочаровываете меня», – холодно говорила она себе по-французски. Будто и этот язык, и светские интонации могли хоть немного отодвинуть от нее происходящий кошмар, будто благодаря им она выныривала из чужого безумия – туда, где еще текла нормальная, затерявшаяся в довоенном времени, жизнь.

Каждый шаг отдавался у княжны в ребрах и израненной голой ступне. Гудела голова, а рука опиравшейся на нее Анфиски, казалось, все более тяжелела. Так они доковыляли до первой выходившей на поверхность шахты, где не обнаружили ни гнилой лестницы, ни даже обрывка веревки, а после и до второй, откуда упала сама Авдотья. В круглом оконце вверху сияли звезды, и Дуня уж было испугалась, что наступила ночь, как вспомнила: звезды из колодца видны и днем. Она повернулась к Анфиске: бескровное детское личико светилось в полутьме. Анфиска глядела на хозяйку с такой жаркой надеждой, будто ждала, что та тотчас же сотворит, как Мессия, чудо. Авдотья нахмурилась. Чудеса были не в ее власти.

– Видишь веревку? – показала она на пеньковую петлю над собою. – Я подниму тебя, ты за нее зацепишься, да так по ней и заберешься.

– Я, барышня, не смогу, больно высóко! – тут же заныла девочка.

Авдотья топнула здоровой ногою: трусливое дворовое племя! Жаль, розог здесь взять неоткуда, а девчонку надобно спасать, покамест у нее еще осталось время и, главное, хоть какие-то силы. Она со злостью взглянула на Анфиску:

– Еще как можешь! Вскарабкаешься, будто мартышка, и спрячешься в кустах. А я тебя кликну после, как сама вылезу! Ну!

Анфиска смотрела на нее ошарашенно, и Авдотья вздохнула: ну конечно, откуда ж ей знать, кто такая мартышка, которую и сама-то княжна видела лишь раз – в заезжем итальянском зверинце у китайгородской стены.

Вся напускная злость вышла из нее, вновь уступив место страху.