Сеть Сирано

Все поздно. Как насмешливо и издевательски поздно все это со мной произошло. Еще так много, так чудовищно много сил, и уже так мало, катастрофически мало возможностей. Посмотри на себя в зеркало, тетка, полюбуйся на свое лицо. Что, отворачиваешься? Чем ты так недовольна? Ах, это вовсе и не лицо! Это бесформенная куча теста с двумя мелкими изюминками глаз? Сморщенная курага рта? Выдающийся марципан носа? И все стекает, все оттягивается вниз, провисает живописными складками, особенно, если смотреть исподлобья, искоса, «низко голову наклоня». Такие подмосковные вечера намечаются, такие незабываемые встречи! Он мне: «Я бы эту милку вдарил по затылку, чтоб меня парнишку не пугала слишком». А я ему: «Что ж ты пальцем поманил дуру невезучую, лучше б сразу пристрелил, чтоб я так не мучилась!»

Ах, боже мой! Если бы на наших лицах отражались наши души, как это было бы хорошо, как справедливо. Чистой красивой душе соответствует чистое красивое лицо. Черной, уродливой — черное лицо, страшное. А если серенькая душа, значит и лицо никакое, мышиное. Или даже крысиное. А может, волчье?

Но кто тебе дал право, тетка, судить о чужих душах? Тем более предполагать, что на твоей собственной умопомрачительной и безгрешной душе красуется орден? Или ты согласна на медаль? Или на знак качества? Или просто значок за примерное поведение? Иначе, разве пришла бы тебе в голову мысль впасть в столь глупые мечты? Гордыня все, тетка, гордыня в тебе неизживаемая. А может, наоборот, не гордыня вовсе, а обратная ее сторона — уничижение и оболгание собственной, возможно уж и не такой подлой сути?

Говорят, к сорока годам мы носим те лица, которых заслуживаем. Здорово звучит, но это неправда. Мы их не заслужили, они нам достались даром. Как горе, как болезни, как радость, как судьба. И каждому, естественно, свое, но кто это «свое» распределяет так до сих пор и неясно. Одни проживает свою жизнь легко, красиво, беззаботно, другие не живут, а только мучаются. «За грехи!!» — кричат старухи, — «За грехи!». Но разве дети, больные раком, более греховны, чем урки в «Мерседесах»? Нет, что-то здесь не то. Здесь все иначе. И мне, с моими куриными мозгами, ни разгадать, ни постичь это невозможно.

А вот что касаемо красивых старух, то их вообще не бывает. Бывают постаревшие красавицы, которые в своем безобразии ни в чем не уступают тем, которые в молодости особой красотой не блистали. Близость вечности всех уравнивает в возможностях стать любимыми. Путем отнятия этих возможностей. О душе надо думать, тетка, о душе. Любовь оставим молодым, у них на это гораздо больше прав. Так что все ты сделала верно, все правильно, тебе там за это зачтется.

Да что-то там даром бла-бла-блить? Выбор сделан. Прекрасный Черный тюльпан осыпал свои траурные лепестки в бескрайних степях под Кабулом. Бедный-бедный Марат без вести пропал на неоглядных интернетных просторах. Так что празднуй, тетка, свое одиночество, подливай себе вина. Твоя жизнь, как ни крути, продолжается.

Тетка стояла у окна, наблюдая за редким в этих широтах явлением — с неба в массовом порядке валились звезды. Грешно не воспользоваться и не загадать желание. Вот седьмая скатилась. Пусть эта будет на счастье Оленьке. Восьмая — на радость мне. Девятая — чтоб войны не было и всякой другой дребедени. Десятая, пятнадцатая, шестнадцатая… Может быть, это вовсе и не звездопад, а просто скудный индивидуальный салют? А я-то дура губу раскатала!

— Мам, подойди ко мне на минуточку! — позвала Оленька.

Ольга сидела у компьютера. Теперь она все чаще выходила в сайт знакомств и даже иногда интересовалась теткиным мнением по поводу того или другого кандидата.

— Смотри, — сказала Оленька, указывая на экран, — твой Че Гевара вернулся!

Тетку спасло то, что в комнате был выключен свет. Сиреневатое свечение экрана тщательно маскировало изменения, происходившие с ее лицом.

— Чего он хочет? — глухо спросила тетка.

Ольга открыла желтый конвертик и стала зачитывать вслух его содержимое:

Марат — Джоанне 4 часа, 40 минут.