Сети чёрного паука

— Мда, пожалуй. Лучше подготовить его к переменам постепенно. И, господин Хадиф, постарайтесь настроить гостя на разговор, а не на битву. Человек устал, измучен кошмарами и совестью. Может и вспылить. Будьте поделикатней.

— Как будет угодно Темнейшему, — колдун поднялся и расправил одежду. — Знает ли господин имя человека?

— Называй его просто Элиот. Хотя нет! Для отречения от прошлого старое имя придётся отбросить. Да и «Элиот» звучит как-то слишком по-человечески. У некромантов так не принято. Давай-ка придумаем что-нибудь созвучное, но чтобы не сквозило добродетелью. Хм… Можешь называть его «Иллут». Зич Иллут[18]. Пусть сразу привыкает к новому имени и к грядущим переменам.

— Будет исполнено, — поклонился колдун, стягивая сквернокрыла за поводья на пол. Тот слазил с ленцой. — Прикажете проводить гостя сразу сюда?

— Да, — не отрываясь от свежевания тела, ответил Мебет. — И не торопись. Пусть посмотрит на мои владения. И ещё. Подготовь морально к тому, что я жив.

Больше не говоря ни слова, Хадиф уселся на спину грифона и тот, перемахнув через зубцы башни, камнем рухнул вниз и вновь взмыл, уже оказавшись далеко за крепостной стеной.

Огромный сквернокрыл с чёрным седоком на спине, разрезая туман, мчались навстречу белому всаднику.

— Хоть картину рисуй, — буркнул Мебет, мельком скосившись в сторону пустоши.

10. Смерть превращается в жизнь

22 ноября.

«Многое из того, что мы умеем и имеем, всю жизнь находится рядом. Иногда с самого детства и до глубокой старости. К этим способностям или вещам мы всегда имеем доступ, в любой момент жизни, при первой необходимости мы пользуемся ими. Привыкнув к их доступности, мы забываем им цену. И вспоминаем о ней, лишь потеряв что-либо из этого драгоценного набора. Тут-то и оказывается, что цена для нас неподъёмна и потерянного не вернуть. После этого жизнь начинает разваливаться. У кого-то медленней, у кого-то быстрей, но жить без потери невыносимо, ведь каждый день на глаза попадаются те, кто сумел сохранить упущенное тобой. Глядя на них, замечаешь, как расточительно они относятся к тому, что имеют, а ведь раньше, ты делал так же. Будешь ли повторять прошлые ошибки, если потеря вернётся? Не всем везёт узнать ответ на этот вопрос».

Ему повезло. Мысли о потерях не давали покоя уже несколько недель, но думал он, как тот, кто потерю сумел вернуть, и потому чувствовал себя счастливцем. Счастье от обладания привычным — не многим это знакомо. Лишь те, кто хоть раз терял, могут себе представить это счастье. А познать смогут только вернувшие.

Утреннее солнце. В нём особая красота. Ещё пару месяцев назад он не заметил бы его лучей и тепла. Как всегда увлечённый работой, даже не поднял бы взгляда, чтоб хоть на миг утонуть в небесной глубине, забыть о тяжести плоти и дум и вместе с ветром подняться над миром. Как он был слеп. Всю жизнь мир дарил ему так много подарков, а он принимал их как должное и часто оставался недоволен: дыхание зимних холодов, луговые цветы в покрывале трав, рябь на зеркале озера, бабочка, севшая на плечо. Мир обращался к нему, отдавал всё что имел, но лишь зря старался. Человек не нуждался в красотах и от того был беден, хотя и не замечал этого.

Сейчас же он наслаждался каждым моментом. После двух недель, проведённых на жёсткой койке в мрачной келье, без надежды на светлое будущее, он соскучился по привычному миру, и вот тот перестал быть таковым.

Потерять и понять цену потерянного. Вряд ли он прочувствовал бы смысл этих слов, сложись жизнь иначе. Война многое отняла у жителей Оглфира. В поистине бездонной пригоршни она унесла тысячи жизней, забрала здоровье многих людей, похитила покой жён и матерей, расплатившись взамен океаном слёз, скорби и печали. Война хотела забрать и его жизнь, но когда обломала ногти о плечо подоспевшего друга, то попытался прихватить хотя бы частичку. Обе ноги, отрубленные в коленях, она уже держала в ладонях, и собирался забрать. И вновь помог друг, вырвал их у старухи Войны и вернул хозяину. Не обошлось и без помощи добрых сердец, волею судьбы повстречавшихся на пути. Не будь таких сердец, мир, несмотря на все прекраснейшие пейзажи, был бы лишь жалкой пародией на себя.

Тобос любовался старым, разросшимся между горами, хвойным лесом. Стоя у каменного перила, он разглядывал открывшиеся с немалой высоты соседние кряжи и рощи, что раскинулись по отвесным склонам. Созерцал небесную лазурь по-осеннему прозрачную и прохладную. Любовался отблесками солнца, играющего в, разрезающей лес, реке. Он не мог поверить, что всё это существовало раньше, а если и существовало, то почему он не видел?