Сети города. Люди. Технологии. Власти

Шелтон, Зук и Вииг замечают, что дискурс умных городов в версии больших компаний, таких как IBM, продолжает уже существующую и принимаемую как должное неолиберальную риторику о городах как помещенных в условия жесткой конкуренции и вынужденных бороться за умных и успешных горожан. Плотность использования цифровых технологий в городской среде, а также технопарки как модели для развития связываются между собой как раз повесткой умного города и видятся в первую очередь как источники конкурентоспособности города[190]. При этом авторы замечают, что сети институций, продвигающих и практически оформляющих проекты умных городов, по своей сути экстратерриториальны и не имеют отношения к конкретным городам или каким-либо другим локальностям[191]. Это возвращает нас к вопросу о том, насколько эта повестка развития характерна именно для городского, а не национального или глобального масштаба. Основываясь на вышесказанном, можно утверждать, что в том числе в результате кампаний по продвижению проектов умного города городская среда становится и фокусом, и локализацией для обсуждения самых актуальных проблем глобального развития, тогда как феномены и процессы, присущие городской среде, становятся формой (часто фетишем) для их решения.

В такой перспективе можно заметить появление новых пространственных форм как для утопического, так и для идеологического мышления о лучшем обществе. Эта тенденция гораздо шире, чем ее конкретные операционализации в проектах умного города. Ее можно описать и суммировать тремя эмпирическими наблюдениями. Во-первых, появляются новые режимы знания о городе, выходящие за рамки технического городского планирования и раскрывающие для широкой аудитории до этого скрытые или специализированные аспекты городских систем. Во-вторых, появляется новая форма политического популизма, основной посыл которой состоит в том, что сильное предпринимательское городское управление способно решить все социальные и экономические проблемы, несмотря на их сложный структурный контекст. В-третьих, можно наблюдать массовое распространение городских движений и инициатив, поощряющих все более эгалитарное, горизонтальное и разнообразное использование городских ресурсов. Важными последствиями этой тенденции становятся новые концепции всеобщего государственного обеспечения (welfare) и самого государства всеобщего благосостояния (welfare state), а также новые понимания феномена работы и профессиональных этосов. Что касается первого, выросшее давление международной конкуренции и сокращение государственных бюджетов вызвало географическое переформатирование институций всеобщего государственного обеспечения (welfare) в форме ряда локальных организаций и практик[192]. Помимо институциональной трансформации социального государства, сюда нужно отнести появление новых игроков и продуктов – негосударственные организации (НГО) с локальной повесткой, включенные в национальные и международные программы и интегрируемые в системы опеки при помощи конкурсов на конкретные задачи. Эти институции и практики позволяют более гибко и индивидуализированно реализовывать национальные и региональные макростратегии в масштабе города, смешивая в конкретных пространствах такие общие блага, как образование, досуг и технологии, а также перекодируя существующую городскую среду. С другой стороны, можно наблюдать, как растущее разнообразие использования городской среды вызывает появление целого ряда новых типов занятости и новых концепций профессионализма, чаще всего связанных с культивацией символического элемента городской среды и мягким планированием.

Таким образом, здесь важно зафиксировать двусторонний процесс. С одной стороны, существует влияние локальной специфики городской жизни и городской культуры на траектории дигитализации городской среды и человеческого поведения. Это влияние можно заметить в появлении новых типов услуг, в направлениях развития дополненной реальности или в закономерностях производства разного рода содержания о городе в цифровой среде. С другой стороны, дигитализация городской среды и человеческого поведения меняет роль и функцию города в социальных процессах. Такой взгляд на современные представления об участии технологий в создании городской среды и специфики городской жизни позволяет уйти от технологического детерминизма и принимать во внимание те тенденции, которые делают появление и массовое использование определенной технологии повсеместным. Скажем, чтобы лучше понять суть и потенциал умных счетчиков как одного из ключевых аспектов интернета вещей, нужно сопоставить эту технологию с долгосрочной тенденцией приватизации и гибкого регулирования городских услуг, таких как вода или электричество[193]. Важно не только понимать, какой тип городской среды и городской культуры производит идея умного города, но также из каких уже существующих практик, ограничений и ожиданий индивидов собирается эта идея.