-Видишь ли, Ратмирушка. – отвечает старый игумен. – Нет еще у нас пока такой силы, чтобы татарское иго сбросить. А потому нет, что нет в людях правды и согласия. Горды мы да своевольны: только о себе да о своей выгоде думаем. Каждый лишь сам за себя стоит, а до других ему и дела нет. Вот, например, младшему брату князя Александра – Андрею Ярославичу, который в Суздале княжил, надоело свою гордыню перед монголами смирять. Стал он Батыевым людям дерзить, мол, я здесь князь, что хочу то и делаю, а вы с вашим ханом мне не указ. И что же? Разгневался на него Батый и послал своего воеводу Неврюя разорять Суздальскую землю. Князь Андрей к шведам бежал, бросил свой удел и своих людей татарам на растерзание. Не зря ведь говорится: князья меж собой дерутся, а чубы у мужиков трещат… Зато его старший брат Александр в Орду поспешил: просить хана, чтобы сменил гнев на милость. Едва смог он его умолить… Да, Ратмирушка, много он трудов принял ради Русской земли! В этих трудах и смерть принял.
Раз затеял татарский хан Бергай войну со своими соседями. И велел он, чтобы вместе с его войском и русские ратники на ту войну отправились. Тогда поехал князь Александр в Орду, чтобы отмолить наших людей от этой беды: на чужой земле свою кровь за хана проливать. Удалось ему уговорить Бергая. Да только в Орде начал он болеть. А, как поехал домой, по пути слег. Потом поговаривали, будто опоили его ядом коварные татары, как прежде его отца Ярослава отравили. Потому что, хоть и был он их данником, и умел с ними ладить, боялись они его. Враг ведь, Ратмирушка, оттого и лютует, что свою слабость чует…
Хотел князь умереть в своем стольном граде Владимире, да смог доехать лишь до Городца. Там почуял он, что близится его смертный час, и пожелал принять монашеский постриг, а потом и великую схиму. И, к исходу того дня, как постригли его в монахи с именем Алексий, отошел наш князь Александр ко Господу.
Был я при кончине его. Да только нет у меня слов, чтобы ее описать! Ох, Ратмирушка… Отца своего человек может оставить, а каково человеку лишиться доброго господина! Если бы я мог, лег бы в гроб вместе с ним. Только не сподобил Господь…
Голос отца Матфея дрожит, он отворачивается, и потому не видит, как Ратмир тоже украдкой утирает слезы… Немного погодя игумен продолжает:
-А, как почил он о Господе, митрополит Кирилл сказал:
«-Дети мои! Ныне зашло солнце земли Русской!»
Множество людей сошлось, чтобы проводить в последний путь нашего князя: и митрополит Кирилл, и священники, и дьяконы, и монахи, и князья с боярами, и воины, и нищие. И плакали они, говоря так:
«-На кого ты оставил нас, княже? Без тебя мы погибаем!»
Казалось, шла тогда за его гробом вся Русская земля. И погребли князя Александра в монастыре Рождества Пресвятой Богородицы, в 23-й день месяца ноября, в день памяти святого отца Амфилохия. Дай же ему, Господи Милостивый, видеть лицо Твое в будущей жизни, ибо много потрудился он за Новгород и за всю Русскую землю.
Таков был наш князь Александр. Не бывало до него на Руси такого великого и славного князя, и не будет, разве что Господь пошлет. Вот и младший сын его, Даниил
16, что ныне в Москве княжит, удалью не в отца пошел, зато разумом в него уродился. Бог даст, Ратмирушка, подрастешь ты, будешь в его дружине служить. А может, и в нашем Новгороде останешься – станешь его от врагов защищать. Ведь, что Москва, что Новгород – одна Русская земля!-Отец Матфей! – вдруг спрашивает Ратмир. – А правду говорят, что Вы – это тот самый Миша-новгородец, что вместе с князем Александром на Неве сражался и шведские корабли потопил?
-Ишь ты, какой любопытный. – улыбается отец Матфей, глядя на мальчика, что так похож на его отважного побратима, которого тоже звали Ратмиром… – Смотри, много будешь знать, скоро состаришься. Ладно, придет время, расскажу я тебе и про Мишу-новгородца. Пока же одно скажу: на всю свою долгую жизнь запомнил он завет своего князя Александра:
«НЕ В СИЛЕ БОГ, А В ПРАВДЕ».
ОПТИНСКИЕ ЯБЛОНИ (ПОВЕСТЬ О ПРЕПОДОБНОМ АМВРОСИИ, СТАРЦЕ ОПТИНСКОМ)
Не раз спрашивали меня внуки: а отчего это, дедушка, у нас возле дома яблони растут? Ни у кого в нашем селе нет, только у нас одних. Да, что и говорить, у нас на Севере яблоня – гостья редкая. И посадил я их под окнами неспроста. Неспроста и зову их оптинскими яблонями. Есть такой монастырь в Калужской губернии – Оптина Пустынь. Вот, как взгляну я на эти яблони – так и вспомню об одном тамошнем монахе. Звали его отцом Амвросием. Впрочем, чаще называли его иначе – старцем Амвросием.