Он приехал в больницу с утра и успел увидеть девицу из детективного агентства. Она так стремительно выскочила на крыльцо, словно за ней кто-то гнался. Хотя почему кто-то? Паучиха за ней гналась. Доверчивой мошке удалось выскользнуть из паутины, и теперь она вряд ли вернется обратно.
Палату паучихи он вычислил еще вчера – под дверью постоянно торчал охранник. Словно не полоумная деревенская девка там лежит, а важная персона. Впрочем, это только он знал, что парень в джинсах и футболке с коротким – как будто лето на дворе – рукавом, который то подпирал стенку, то устраивался на табуретке с хромированными ножками кого-то охраняет. Остальным посетителям больницы не было до него никакого дела. Сосредоточенные или рассеянные, грустные или не очень, с сумками и налегке, они были заняты только своими делами.
Дело близилось к обеду, часы посещения подходили к концу, и народу в коридоре поубавилось. Чтобы не мозолить глаза, он счел за лучшее отправиться домой. Перекусить, отдохнуть – вечером ему понадобятся силы, чтобы завершить задуманное. А потом можно будет жить в свое удовольствие.
– Вернулась? – приветствовал Асю охранник возле палаты.
– Да, – кивнула она, толкнула дверь и встретилась взглядом с глазами Инги.
– Ася! – Она радостно вскочила со стула, нисколько не беспокоясь о сохранности своего рукоделия, основательно прихрамывая, сделала несколько шагов навстречу. – Я думала, ты не вернешься.
– Почему? – Ася повесила куртку, подошла к Инге, помогла ей сесть на кровать и сама села рядом – плечом к плечу. – Не нужно тебе бегать. Побереги ногу – она тебе еще пригодится. Врач приходил?
– Даже целых три! Местный и два психиатра из первой больницы.
– Что сказали?
– Ничего, позадавали кучу вопросов, начиная с того, какое сегодня число и заканчивая предложением оценить свою психическую адекватность от нуля до десяти.
Последний вопрос Асю чрезвычайно заинтересовал.
– И что ты ответила?
– Сказала, где-то пять-шесть, но соглашусь с любой их оценкой.
– И они?
– Ушли. Наверное, решили не травмировать мою психику окончательно и обсудить ее в более подходящем месте.
Немного помолчав, Инга спросила:
– А как ты думаешь? Я действительно сумасшедшая?
Ася почувствовала, как напряглось ее плечо.
– Ну что ты! Нет, конечно! Ты очень талантливая, а талантливые люди – они особенные, их нельзя оценивать с помощью стандартных шаблонов, вгонять в какие-либо рамки.
Инга встала, хромая прошлась по комнате, коснулась пальцами недовязанной полочки. Ей не давала покоя неоконченная работа. А ведь это так здорово – сидеть на кровати рядом с Асей, разговаривать ни о чем или просто молчать. Как же Инге не хватало этого молчания, когда Ася убежала на работу. И сейчас ей хочется наверстать упущенное. Но… Но ее ждет дело, которое превыше всего. Сделал дело – принимайся за следующее, – где-то среди извилин мозга Инги глубокой бороздой врезана эта бабушкина фраза. У кого-то бытие определяет сознание, а сознанием Инги управляет она, эта мысль, эта сверхидея. И, как бы это ни казалось грубым по отношению к Асе, она заставляет Ингу сесть за работу.
«Разговора не получится», – пели Асе коклюшки. Да она и сама это понимала. С одной стороны, ее рукоделие подействовало на девушку положительно: она успокоилась, отвлеклась от тяжелых мыслей. С другой – кружево затягивает ее настолько, что, кажется, не заметит даже начала пожара или Всемирного потопа. А может, это только так кажется?
Ася встала за спиной Инги и, стараясь попадать в такт коклюшкам, спросила:
– Ты говорила, что где-то видела семейную фотографию. Ну ту, где ты с отцом и матерью. Она еще была похожа на венценосного журавля.
Не замедляя бега пальцев, Инга ответила:
– Да.
– А почему именно на венценосного журавля?
– Не знаю.
Негусто, конечно. С такими односложными ответами сложно будет выполнить поручение Кристины.
– У венценосного журавля, – не сдавалась Ася, – на голове золотистые перышки в виде короны. На фотографии мама была в короне?
– Кажется, нет… – неуверенно произнесла Инга.
– Может, меховая шапка?
– Нет, точно не шапка. У нее прическа была такая… типа перышек…
Каждая фраза получалась длиннее предыдущей, и это вселяло в Асю определенную долю уверенности.
– Гребень, как у панка?
– Скажешь тоже! – засмеялась Инга, пальцы остановились, готовые вновь кинуться в работу. – Коротенькие такие золотые перышки на макушке.
Инга зажмурилась, пытаясь найти тропу, ведущую на дорогу воспоминаний.
– А отец? На кого он был похож?
– Он всегда был черным, и я боялась на него смотреть. Я смотрела только на маму. Она была доброй, целовала меня… Любила… Она называла меня так ласково, так мягко. Не помню… Что-то вроде «Дюшенька». Или, может, душенька.
Инга судорожно вздохнула, руки ее потянулись к коклюшкам. Ася уже было решила, что воспоминания закончились, решила лишь уточнить напоследок:
– А бабушка? Она была тогда?
Инга задумалась, не выпуская коклюшек из рук:
– Не было бабушки. И коклюшек тоже. Странно, я считала, что коклюшки были всегда.