– А если те женщины с Хайлигенберга действительно ведьмы? – спросила Маргарита. – Если они действительно убивают детей, перемалывают их внутренности и славят возвращение сатаны? Об этом ты не думал? – Она понизила голос. – Оденвальд очень старый. Говорят, он получил свое название от имени жестокого бога, который когда-то правил здесь…
Иоганн тихо простонал. Пока Маргарита торчит в монастыре, ей не избавиться от этих бредовых мыслей. Он должен вытащить ее оттуда. И как можно скорее!
– Иногда я слышу голоса… – прошептала Маргарита. – Голоса демонов. Они визжат и завывают и алчут пробуждения зверя. Близится его день. А его приверженцы только и ждут, когда сойдутся звезды. Так мне сказал тот человек…
– А если б ты услышала голос ангела? – спросил неожиданно Иоганн. – Ты бы ему поверила? Поверила бы, что дьявол просто пытается обхитрить тебя и не собирается возвращаться на землю? Что темный дух существует только в твоих кошмарах и все это лишь сплошной обман?
Маргарита улыбнулась.
– Это было бы прекрасно. Но боюсь, этому не бывать. – Она задумалась. – Иногда я и сама не знаю, что есть правда в моих видениях. Но ведь то, что произошло тогда и что говорил мне тот человек, это было так… истинно! И потом эти сны… эти жуткие сны…
Она всхлипнула.
Иоганн вздрогнул, словно получил под ребра. Когда Маргарита плакала, его самого охватывал страх и возвращались прежние сомнения. Как отличить действительность от наваждения? Что истинно и что ложно? Смех Маргариты был нужен ему, как лекарство.
Тогда, в лесу под Нёрдлингеном, его спасла лишь память о звуке ее смеха.
Но ему нужна была Маргарита, какой он знал ее прежде, когда ее смех стеной ограждал его от всякого зла и от дурных мыслей.
Лишь ангел-хранитель мог вернуть Маргариту к жизни.
Иоганн молчал, и в голове у него вихрем кружились мысли. Из призрачной идеи постепенно зарождался план, еще незрелый и, возможно, безрассудный, но – осуществимый.
– Я помогу тебе, – сказал он Маргарите. – И очень скоро.
Весна подкрадывалась медленно, почти незаметно. Поначалу только вода капала с крыш и тонкие ручейки бежали по улицам, но скоро земля раскисла, и магистры, брезгливо задрав мантии, перескакивали через лужи. Снег таял, но холод, казалось, навеки угнездился в каменных стенах.
Иоганн вновь погрузился в занятия. В апреле ему стукнуло девятнадцать, и он, не проучившись и года, выдержал экзамены на степень бакалавра. Другим студентам на это требовалось не меньше двух лет. Он оказался лучшим студентом текущего года, и даже старый Партшнайдер кивал с одобрением.
– Лишь бы успех не вскружил тебе голову, – предостерегал он. – Известно, что тщеславие предшествует падению.
Нечто подобное сказал ему однажды Ганс Альтмайер. Пока между ними царило перемирие, но Иоганна не покидало ощущение, что Альтмайер задумал какую-то каверзу.
В эти недели они с Валентином почти не разговаривали. Иоганн усердно готовился к экзаменам и, кроме того, сам избегал друга. Ему не хотелось, чтобы Валентин расспрашивал его насчет Маргариты. В глубине души он надеялся убедить Валентина, что с этой авантюрой покончено. И, в довершение всего, Иоганн был слишком сосредоточен на себе – и на своих планах, о которых Валентину знать не следовало.
Пока его друг сидел на лекциях, Иоганн пробирался в сарай и тайком мастерил собственные приспособления для латерны магики. При этом изменения в устройстве были совсем незначительны, и юноша надеялся, что Валентин ничего не заметит. Новые детали можно было крепить при необходимости, а затем снова снимать.
В те редкие часы, когда друзья бывали вместе, они запирались в сарае, садились на скамейке, как мальчишки перед кукольным театром, и с восхищением разглядывали призрачные рисунки на стене – бегущего оленя, кота с выгнутой спиной, волка с оскаленными клыками и других зверей, которых Валентин нарисовал на стеклянных пластинках. Пыль плясала в потоке света, такого яркого благодаря линзам и вогнутому зеркалу. В эти минуты Иоганн и Валентин ощущали себя братьями: они вместе создали это чудо и не могли на него налюбоваться.
– Жаль, что никому нельзя показать ее, – вздохнул Валентин и вставил в прорезь новый рисунок. – Хотя, мне кажется, колдовство в этом увидит разве что простой люд. Почему бы не рассказать о нашем изобретении хотя бы ректору Галлусу или Конраду Цельтису? Представляю, как они разинут рты!
– Лучше подождать еще немного, – возразил Иоганн. – Вот когда я стану магистром, то можно будет представить аппарат как мое собственное изобретение. Так мы избежим ненужных вопросов.
–
– Ты прав, конечно, – признал Иоганн. – Но мне кажется, магистерская степень придаст изобретению еще больше лоска.
Валентин не ответил – и молча смотрел на волка, который скалился на них со стены.