Сети сатаны

Иоганн встал еще до рассвета. Он никогда не спал подолгу, ему хватало и нескольких часов. Сон таил в себе опасность: слишком часто во сне оживали воспоминания, поэтому Фауст старался не спать больше, чем это было необходимо. Вагнер, очевидно, таких проблем не ведал: он мирно храпел, растянувшись под одеялом из шкур. Над кострищем еще поднимался сизый дым, с листьев капала роса. В воздухе явственно ощущалось сырое дыхание осени.

Иоганн тихо свистнул, подзывая к себе Сатану, и вывалил на землю остатки ужина. Пока собака с чавканьем поедала кости и остатки мяса, Фауст смотрел на нее и улыбался – так смотрит родитель на своего ребенка. Он привязался к Сатане – сильнее, чем к кому-либо из людей, которых встречал на своем пути. Она стала ему верным спутником, с самого начала его бесконечных странствий по землям Священной Римской империи германской нации, как с недавних пор называли эту страну. Между тем годы понемногу брали свое: в черной шерсти за ушами и на лапах появились серебристые волоски, и бегала Сатана уже не так быстро, как прежде, а с некоторых пор еще и прихрамывала. И все-таки ее облик по-прежнему внушал людям трепет, и это обеспечивало Иоганну необходимую защиту. Он странствовал в одиночку, без слуг и наемных ландскнехтов. На дорогах было небезопасно, всюду подстерегали угрозы, не только в лесах. За городскими стенами не существовало законов, и некому было блюсти порядок, и полагаться оставалось лишь на себя.

Собака облизнулась и посмотрела на Иоганна огненно-красными глазами, вероятно, в надежде получить еще что-нибудь. Фауст потрепал ее за ухом.

– Хороший пес, – проговорил он. – Никого у меня нет дороже, – и бросил взгляд на Вагнера. – Что ж, посмотрим, как пойдет дело с нашим новым другом… Тебе-то он не особо по душе, верно? Ты, видно, ревнуешь.

Сатана зарычала, и Иоганн тихо рассмеялся.

В Лейпциге, когда он увидел рисунки Карла Вагнера, по его телу пробежал холод и сразу ожила память о Валентине. Иоганн решил присмотреться к юному студенту. Его несколько неуклюжие и чванливые манеры пробудили в нем воспоминания. Фауст видел в Вагнере самого себя, когда был студентом в Гейдельберге. И при этом едва не потерял его, как в свое время потерял Маргариту и Валентина. Однако подоспел вовремя. На рыночной площади в Варнхайме он поклялся себе, что не позволит еще одному студенту окончить свои дни на костре, что возьмет Карла с собой и позаботится о нем.

Но Иоганн был честен с собой: он делал это не из христианского милосердия и не потому, что нуждался в рисовальщике. В любом большом городе он мог найти художника, который расписал бы ему стеклышки для латерны магики.

Нет, Иоганн делал это, потому что не мог больше переносить одиночество.

Несмотря на славу, свободу и знания, которые он обрел за все эти годы, Иоганн чувствовал себя несчастным. Он разучился любить, поскольку любовь его, похоже, приносила людям лишь беды. Он любил Сатану, но с собакой нельзя было сыграть в шахматы. Кроме того, приняв под свою опеку Вагнера, Иоганн пытался загладить вину перед Валентином.

Оставалось надеяться, что его забота не обречет на погибель и Вагнера…

Над головой захлопали крылья. Иоганн вздрогнул и посмотрел наверх. На ветке одного из буков сидела ворона и внимательно его разглядывала.

– Кыш, тварь!

Фауст подобрал камень и швырнул в ворону. Та насмешливо каркнула и вспорхнула, затем лишь, чтобы перелететь на другую ветку и вновь уставиться оттуда на него. Иоганн ненавидел ворон с тех самых пор, как связался с Тонио. Возможно, поэтому его не покидало ощущение, будто они наблюдают за ним все эти годы. Эти птицы были всюду: в горах и на равнинах, в деревнях и в городах. Они кружили в небе, сидели на крышах, на краях колодцев, на колокольнях.

Порой Иоганну казалось, что птицы всякий раз те же самые: две вороны и старый ворон с потертым клювом.

– Ка-р-р! – прокричала ворона. – Кар, ка-р-р!

Иоганн бросил еще один камень, но промахнулся и в конец концов сдался.

От шума наконец-то проснулся Вагнер; протер глаза и огляделся. Должно быть, он не сразу сообразил, где находится и что произошло накануне. Царапины и синяки, которыми его щедро наградили крестьяне, понемногу заживут – а вот насчет пережитого ужаса Иоганн сомневался. Смерть подобралась к Карлу Вагнеру так близко, насколько это вообще возможно.

Иоганн бодро кивнул студенту и бросил ему кусок хлеба.

– Вот, подкрепись, – сказал он. – Скоро трогаемся.

– Почему так рано? – спросил Вагнер и зевнул.

Он был бледен, под глазами залегли темные круги, лоб пересекала глубокая царапина. Но даже в таком виде он был весьма привлекателен – как для мужчин, так и для женщин.

«Придется присмотреть за ним, – подумал Иоганн. – Чтобы не потерять его, как я потерял Мартина, Маргариту и Валентина».

– Потому что здесь небезопасно, – ответил он. – Не исключено, что крестьяне до сих пор нас разыскивают. Второй раз стащить тебя с костра у меня не получится.

– Куда вы хотите ехать? – полюбопытствовал Вагнер.