Сети сатаны

– Должно быть, это был умный человек. – Агриппа залпом осушил свой стакан и долил вина себе и гостю. – Но давайте для начала побеседуем о мирских материях. У меня к вам предложение, доктор Фауст. Вы расскажете мне о себе, а я поведаю вам о мире за пределами восьмой сферы. Если хотя бы половина историй о вас соответствует истине, нас с вами ждут несколько поистине увлекательных недель.

* * *

Агриппа оказался прав. Для Иоганна это были самые захватывающие дни в его жизни.

Генрих Корнелиус Агриппа Неттесхаймский, знаменитый ученый из Кёльна, оказался первым человеком, в котором Иоганн увидел равного себе. Их разговоры напоминали поединки, а вместо клинка в распоряжении у каждого был ум вкупе с острым языком. Вместе с тем в них не было ничего общего. Агриппа происходил из знатного рода – его отец являлся дипломатом на службе Австрии, – не ведал никаких бед, с самого рождения был окружен любовью родителей и рос среди книг, наделенный многочисленными талантами. Иоганн же был пасынком зажиточного крестьянина, артист и шарлатан, бастард, которому всего в этой жизни приходилось добиваться самому.

Агриппа, вероятно, понимал, что истории о Фаусте в большинстве своем вымышлены, но слушал их с великим удовольствием. Какой-нибудь незначительный эпизод из рассказа перерастал в научную дискуссию, которая могла продолжаться до поздней ночи.

– Мои студенты говорили, будто вы можете вызывать гром и молнии, – сказал как-то вечером Агриппа, когда они вновь устроились у камина. – В самом деле можете?

Иоганн пожал плечами.

– Ну, скажем так, у меня достаточно пороха, чтобы с громом разверзлись небеса. Во всяком случае, для крестьян. Поистине удивительно, на что способна эта дьявольская смесь из серы, угля и селитры. Боюсь, наши представления о порохе пока весьма ограниченны.

– А откуда берется гром на небесах? – спросил Агриппа и отпил вина из стакана. – Аристотель в своей «Метеорологике» утверждает, что это ветер врезается в облака и производит шум. А вы как считаете?

– Вам известны эксперименты с радугой, которые проводил Альберт Великий? – ответил Иоганн после некоторых раздумий. – Восьмигранный кристалл, на одну половину которого падает луч, отбрасывает на стену разноцветный отсвет, похожий на радугу. Возможно, и с громом обстоит так же. Его вызывает нечто иное, о чем мы пока не знаем. Гром есть лишь следствие, но не причина.

Агриппа склонил голову набок.

– Интересная мысль, коллега. Возможно, я попытаюсь развить ее в одной из своих лекций.

По утрам Агриппа, как правило, давал лекции в университете. Студенты набивались в зал и зачарованно внимали его рассуждениям, которые одним казались прогрессивными, а другим – богохульными. Иоганн в это время изучал книги в домашней библиотеке ученого. Когда запах с кухни возвещал скорую трапезу, они собирались за столом с сестрой Агриппы и Карлом. Для Сатаны нашлось местечко в саду, и там же стояла их повозка.

Так пролетали недели, и вот уже наступил октябрь. Стало прохладнее, и дождь барабанил по крышам. Порой у Иоганна возникало ощущение, что кто-то наблюдает за ним, но беседы с Агриппой так его увлекали, что он забывал обо всем вокруг. Ему не терпелось узнать что-нибудь о положении звезд в день своего рождения и о том, что скрывалось за пределами восьмой сферы. Ночевали они с Карлом в одном из лучших трактиров Кёльна, «Под золотой короной». Фауст узнал наконец, каково это, спать крепким сном и без сновидений. После дискуссий с Агриппой он чувствовал себя сытым и довольным, как накормленный младенец. Даже Маргарита не занимала его мыслей в те дни.

От представлений с латерной магикой они воздерживались, чтобы избежать обвинений в колдовстве, – за Иоганном и без того закрепилась в Кёльне дурная слава. Для людей он был чернокнижником, живущим в доме мятежного ученого; несколько раз его забрасывали грязью. И все же это не помешало ему продемонстрировать Агриппе латерну магику в каминной комнате.

– Воистину, поразительно, – произнес ученый, когда на стене угасло изображение Белой дамы и Иоганн вновь зажег свечи. – Какие возможности нам открылись бы, если б эти фигуры могли еще и двигаться, как живые…

– Или даже говорить, – добавил с улыбкой Иоганн. – Как знать, может, когда-нибудь наступит такой день, хоть мы его, вероятно, и не застанем.

Агриппа понемногу делился своими размышлениями о звездах. Ученый допускал, что существуют и другие солнца, и даже другие миры! Вселенная, по его мнению, была бесконечна, а Земля – всего лишь песчинкой.